Охота на охотника - Карина Демина (2021)

Лучше уж на орехи потратиться, пущай порадуются малые, а то ж оно непонятно, как еще эта жизнь да сложится. Надобно будет на болота прогуляться, старые схроны проверить, не обветшали ли. И землянку вырыть, может, и не пригодится, но…

Береженого и Бог бережет.

– Доколе, товарищи, спрашиваю я вас, будет чиниться эта несправедливость?! – очкастенький паренек влез на бочку и оттуда потрясал кулаком. Кулак был тощенький, но гляделся паренек грозно. – Доколе сатрапы будут пить кровь народную?! Радоваться вашим бедам?!

Народец, сперва не особо слушавший – вещали на Бальшинском заводе частенько, – загудел. Анфипка чуть отодвинулся, локти растопырил, выбираясь из толпы.

Ишь ты, обе смены стоят.

И мастера, вместо того чтоб охрану кликнуть, шеями крутят, что гусаки. Стало быть, уплочено… или и сами слухают? Может, и так. У Ефиминюка на хозяина обида крепко зреет за то, что сыну в станке руку порезало. Целитель ее отнял, мог бы и срастить, да только хозяин платить отказался, мол, сам виноват, полез, куда не просят.

И денег не дал.

Жадноват Туревский, что тут скажешь. Народишко берет любой, нормальные мастеровые у него не задерживаются, потому как понимают, что за каждую копеечку Туревский и вправду три шкуры снимет, а то и все четыре. Вот и ищут места иные.

Туревский же злится.

И Ефиминюк бы ушел, когда б не контракта на двадцать годочков. Старшенького учить брался, ага… толку-то… сын доучился и сгинул в степях, ни слуху ни духу, а бумага осталась и удавка с нею на ефиминюковской шее.

Нет, мастера Анфипка жалел. Понимал.

И других тоже… только попадаться с ними не собирался.

– Посмотрите на себя! Оглядитесь вокруг! Все, что вы видите, создано вашими руками! Или руками собратьев ваших по труду! А те, кто ныне мнит себя хозяевами, я вас спрошу, что сделали они?!

– Ходьма отсюдова, – шепотом сказал Анфипка мастеру, и тот вздрогнул, взглядом полоснул и отвернулся.

А сказывали, младшенькая у него чахоточная.

– Ходьма, ходьма, – Анфипка ухватился за рукав кожанки, потянул за собой. – Скоро драка будет, нечего нам в ней…

– Трусишь? – неожиданно зло поинтересовался Ефиминюк.

– А то… – Анфипка моргнул. – Я ж махонький, затолкут и не заметят. И тебя затолкут. А коли нет, то хозяин после спросит…

– И что? – А глаза-то черные, дурные, никак вновь горе приключилось.

Вот же… беда-беда, иные дома стороной обходит, а к другим вяжется. Привяжется, да так, что после и не отвадишь.

– И ничего, – примиряюще сказал Анфипка. – Посадит он тебя. А оно тебе надобно? Или семье твоей… вона, молодшенькую лечить надо.

– Как?

– Обыкновенно… слыхал, что на пустошах было? Там сама целителей отправила и всех исцелили. Чахоточных тоже.

Ефиминюк выдохнул судорожно и увести себя позволил. Вовремя. Сзади раздались свистки, стало быть, охрана все ж заметила непотребное. Сейчас попытается добраться до болезного на бочке, только рабочие злы. Хозяин нормы поднял, а денег платить меньше стал, многим едва-едва на еду хватает.

– Надобно к целителю хорошему обратиться… и не зыркай… я тебе говорю… приходь ко мне вечерком, поговорим.

– Что толку говорить…

– Это если двоим, то толку нет, а вот если сести. Пустим шапку по кругу, глядишь, и наберется хоть сколько-то…

Кто-то кричал.

Что-то падало, громыхало – драться на заводах умели и любили. Раздался протяжный гудок, созывая смену. И стало быть, скоро будет еще веселей, только от этакого веселья Анфипка предпочитал держаться в стороночке.

– Не люблю я так…

– Любишь аль нет, дело пятое, – сказал он рассудительно. – Тут не о гордости думать надобно, а о детях. И со средним, глядишь, чего скумекаем. Живут безрукие, и безногие, и безглазые… и всякие люди живут. И ему надобно научиться. И научится, небось парень неглупый. Зазря ты его в университету не пустил…

Мастер лишь вздохнул. Анфипка же, рукав выпустивши, продолжил: