— Детектив, возможно, вы чувствуете себя так, будто упали в канализацию, но выбрались оттуда пахнущим розами. Не стройте никаких предположений. Не делайте никаких ошибок. Они от меня не укроются. Вам ясно?

— Совершенно ясно.

Ирвинг, не попрощавшись, положил трубку. Босх стоял в темноте, прижимая свою трубку к уху, пока в ней не послышались громкие, раздражающие гудки. Он вернулся в гостиную. Подумал, не позвонить ли Киз, узнать, что ей известно, но решил подождать. Когда сел в кресло, почувствовал, как в бедро уперлось что-то твердое. Он знал, это не пистолет, потому что снял кобуру. Полез в карман и вынул мини-кассетный магнитофон.

Босх включил его и стал слушать свой разговор с Сертейн у дома Трента в ночь, когда тот покончил с собой. Он ощущал себя виноватым и думал, что нужно было сделать или сказать больше, попытаться остановить эту женщину-репортера.

Услышав, как на пленке хлопнула дверца машины, Босх остановил пленку и перемотал ее. Он вспомнил, что не слышал всего разговора с Трентом, поскольку обыскивал дом. И решил прослушать его сейчас. Он послужит отправной точкой в предстоящем расследовании.

Босх пытался обнаружить во фразах новый смысл, детали, которые выдали бы убийцу. И при этом боролся со своей интуицией. Слыша, как Трент говорит почти отчаянным тоном, Босх по-прежнему чувствовал, что он не убийца и его заявления о невиновности правдивы. И это, конечно же, входило в противоречие с тем, что он знал теперь. На скейтборде, найденном в доме Трента, стояли инициалы мальчика и год, когда он приобрел его и был убит. Скейтборд теперь являлся своего рода памятником. Ориентиром для Босха.

Закончился разговор с Трентом, однако ничто в нем, включая и те части, которых он не слышал ранее, не навело его ни на какие мысли. Босх перемотал пленку, решив прослушать ее снова. И вскоре уловил нечто, от чего его лицо вспыхнуло, как в лихорадке. Быстро пустил пленку назад и опять прокрутил разговор между Эдгаром и Трентом, привлекший его внимание. Вспомнил, что тогда стоял в коридоре и прислушивался к этой части их диалога. Но не сознавал ее значения до последней минуты.

"Мистер Трент, вы любили смотреть, как они играют в лесу на склоне?

— Нет, я не видел их среди деревьев. Иногда, подъезжая к дому или прогуливая собаку — пока она была жива, — я видел, как они взбирались по склону. Девочка из дома напротив. Питомцы из соседнего. Вся здешняя детвора. Это единственное незастроенное место в округе. Вот они и шли туда играть. Кое-кто из соседей думал, что ребята постарше курят там, и опасался, как бы они не подожгли весь склон".

Босх выключил магнитофон и направился в кухне к телефону. Эдгар ответил после первого же гудка. Босх понял по голосу, что он не спал. Было только девять часов.

— Ты ничего не захватывал домой?

— Что, например?

— Списки из адресников.

— Нет, Гарри, они в отделе. Что происходит?

— Не помнишь, когда ты делал схему, был на Уандерланд-авеню какой-нибудь Фостер[10]?

— Это фамилия?

— Да.

Босх ждал. Эдгар не говорил ни слова.

— Джерри, вспомнил?

— Гарри, подожди. Дай подумать.

Опять молчание.

— Нет, — наконец произнес Эдгар. — Не припоминаю никакого Фостера.

— Ты уверен?

— Гарри, у меня здесь нет ни схемы, ни списков, но такой фамилии как будто бы не встречал. Почему это так важно? Что происходит?

— Я перезвоню тебе.

Босх двинулся с телефоном в столовую, где оставил портфель. Раскрыл его и вынул досье. Быстро нашел список нынешних жителей Уандерланд-авеню с адресами и телефонами. Фостеров там не было. Снял трубку и набрал номер. После четвертого гудка в трубке послышался знакомый голос.

— Доктор Гийо, это детектив Босх. Я не слишком поздно звоню?

— Здравствуйте, детектив. Нет, для меня не слишком. Мне сорок лет звонили в любой час ночи. Девять часов? Это позднее время для непрофессионалов. Как ваши многочисленные травмы?