Атлант расправил плечи - Айн Рэнд (2011)

– Было бы забавно попытаться обозначить границу между ними, – по тону чувствовалось, что Феррис озвучивает прописную истину. – Но, коль скоро мы говорим о моей книге, мы затрагиваем и связи с общественностью, – он повернулся и указал на математические формулы, написанные мелом на доске: – Доктор Стэдлер, прискорбно даже думать о том, что вопросы связей с общественностью могут оторвать вас от работы, которую лишь вы один на всей земле способны выполнять.

Слова были сказаны с явным подобострастием, и доктор Стэдлер не мог бы объяснить, почему он услышал в них другую фразу: «Пиши уж лучше на доске свои формулы!»

Почувствовав болезненное раздражение, он обратил его на себя, сердито подумав, что пора избавляться от галлюцинаций.

– Связи с общественностью? – пренебрежительно сказал он. – Я не вижу никакой практической пользы от вашей книги. Не понимаю, какую задачу она выполняет.

– В самом деле? – Феррис вновь стрельнул в него глазками. Искорка наглости мелькнула так быстро, что, возможно, Стэдлеру просто почудилось.

– В приличном обществе я могу себе позволить обсуждать далеко не все, тем более в подробностях, – сухо произнес Стэдлер.

– Совершенно точно, – с готовностью подтвердил доктор Феррис и поднялся, давая понять, что разговор окончен. – Прошу вас, вызывайте меня в любое время, если возникнут какие-то неудобства, доктор Стэдлер, – заявил он. – Сочту за честь быть к вашим услугам.

Понимая, что должен подтвердить свой авторитет, подпорченный позорным осознанием того, что сам выбрал себе в заместители этого типа, доктор Стэдлер высокомерно, тоном саркастическим и грубоватым указал:

– Когда я вызову вас в следующий раз, потрудитесь сделать что-нибудь со своей машиной.

– Да, доктор Стэдлер, я сделаю все, чтобы больше не опаздывать, и прошу вас извинить меня. Моя машина доставляет мне кучу неприятностей, она разваливается на части, и недавно я заказал новую, лучшую на рынке – «Хэммонд-кабриолет», но Лоренс Хэммонд на прошлой неделе покинул бизнес, без предупреждений и объяснений, и я попал впросак. Такие ублюдки, они как сквозь землю проваливаются. С этим нужно что-то делать.

Когда Феррис ушел, доктор Стэдлер устало опустился за стол, не желая больше никого видеть. Он чувствовал, что все равно ни один дорогой ему человек никогда больше не придет.

Он знал слова, которые не сумел произнести. Он не сказал, что подвергнет книгу публичному разоблачению и отвергнет ее ради честного имени института. Он не произнес этого вслух, опасаясь, что его угроза никак не повлияет на Ферриса, что Феррис в безопасности, а мир доктора Стэдлера потерял былую силу. И хоть он твердил себе, что позднее обдумает вопрос публичного протеста, знал, что не сделает этого.

Он бросил книгу в корзину для мусора.

Неожиданно и отчетливо ему представилось лицо, различимое в мельчайших деталях, молодое лицо, которое он долгие годы запрещал себе вспоминать. Он подумал: «Нет, он не читал этой книги, он не увидит ее, он умер, он должен был умереть давным-давно…» Шок от страшного знания того, что именно этого человека он хотел бы увидеть больше всего на свете, и того, что на это нет никакой надежды, поскольку он мертв, вызвал острую боль.

Он не понимал, почему, когда зазвонил телефон и секретарша сказала, что звонит мисс Дагни Таггерт, он радостно схватил телефонную трубку, заметив при этом, что рука дрожит. Больше года он думал, что она никогда не захочет его видеть. Он услышал ее чистый бесстрастный голос, просивший о встрече.

– Да, мисс Таггерт, конечно, да, разумеется… В понедельник утром? Послушайте, мисс Таггерт, сегодня у меня в Нью-Йорке встреча, я мог бы заскочить к вам в офис во второй половине дня, если хотите… Нет, никакого беспокойства, я буду счастлив… Сегодня днем, мисс Таггерт, после двух, то есть часам к четырем.