Атлант расправил плечи - Айн Рэнд (2011)

– Почему ты не хочешь это признать, Джеймс? Это выходит за рамки политики, в которой ты стал таким знатоком. В наше время, когда люди живут не по праву, а по блату, они не отвергают благодарного, наоборот, пытаются завлечь в свои сети как можно больше людей. Разве ты не хочешь считать меня одним из своих должников?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Подумай, какое преимущество я получил без всяких усилий с моей стороны. Со мной не проконсультировались, меня не проинформировали, я об этом и не думал, все организовалось помимо меня, и единственное, что я должен теперь делать, – производить медь. Это большое преимущество, Джеймс, и можешь быть уверен, я тебе отплачу за него.

Не дожидаясь ответа, Франсиско резко повернулся и пошел прочь. Таггерт остался на месте, готовый все отдать, только бы прекратить этот разговор.

Подойдя к Дагни, Франсиско остановился. Не здороваясь, молча посмотрел на нее, улыбнулся – войдя в зал, он увидел ее первой.

Не поддаваясь внутренним сомнениям и предостережениям, она чувствовала к нему только радостное доверие. Не в силах объяснить себе причину, Дагни понимала, что в нем единственном есть нерушимая защищенность. Но в тот момент, когда на ее губах появилась улыбка, сказавшая ему, как она рада его видеть, он спросил:

– Не хочешь рассказать мне, какие радужные перспективы открываются перед дорогами компании «Линия Джона Голта»?

Ее губы сжались и дрогнули, когда она ответила:

– Напрасно я показала тебе, что мне по-прежнему можно причинить боль. Меня удивляет, что ты появился там, где презирают достижения.

– Да, я так сильно презирал эту железную дорогу, что не хотел замечать, как далеко она продвинулась.

Он заметил ее внимательный взгляд: мысль, рванувшуюся в пролом, открывающий новое направление. Мгновение посмотрев на нее и словно уже зная все ее шаги на новом пути, он хохотнул и добавил:

– Не хочешь спросить меня, кто такой Джон Голт?

– Зачем спрашивать и почему именно сейчас?

– Разве не помнишь, как ты бросала ему вызов – прийти и потребовать твою железную дорогу? Вот он и пришел.

Не удосужившись посмотреть ей в глаза, полыхавшие гневом, растерянностью и недоумением, он удалился.

Мышцы лица помогли Риардену понять свою реакцию на приход Франсиско: он заметил, что улыбается, лицо расслабилось, когда он смотрел на него посреди толпы.

Он впервые был доволен. Пару раз он достаточно вяло пожелал его прихода, потом заставил себя перестать о нем думать, наконец, почувствовал нерушимую уверенность в том, что он обязательно придет. И обрадовался. Он очень хотел его увидеть. Бывали моменты, когда на него обрушивалось изнеможение – за рабочим столом, где в полутьме светились огни гаснущих горелок, во время одиноких прогулок по пустынной загородной дороге к дому или в безмолвии бессонных ночей – он вдруг ловил себя на том, что думает о единственном человеке, который однажды так четко сформулировал его самые сокровенные мысли.

Он отогнал воспоминания, убеждая себя: самое плохое – когда чувствуешь, что ты не прав, но не можешь понять, почему. Он поймал себя на том, что просматривает газету, чтобы узнать, не вернулся ли в Нью-Йорк Франсиско д’Анкония, и отбросил ее в сторону, сердито спросив себя: «А если и вернулся? Что тогда, станешь разыскивать его по ночным клубам и званым коктейлям? Что тебе, в конце концов, от него нужно?»

«Вот чего я хотел, – подумал Риарден, глядя на Франсиско среди толпы, – этого странного чувства ожидания, в котором были любопытство, радость и надежда».

Казалось, Франсиско не заметил его. Риарден ждал, борясь с желанием подойти. «Только не после того разговора, – думал он. – Зачем подходить, что я ему скажу?» И вдруг, с той же улыбкой, с легким сердцем, уверенный, что поступает правильно, он обнаружил, что идет через зал к группе людей, окружавшей Франсиско д’Анкония.