Красавица - Анастасия Евлахова (2021)

Когда дверь наконец распахнулась, Мора полулежала в углу. Неизвестность и тревожные голоса Древа ее вымотали, она почти уснула, но стоило в комнату ворваться чужим звукам, как Мора тут же вскочила.

– Это обычный анализ крови, не беспокойтесь, – сказала ей девушка в светло-желтом.

Медсестра, значит.

– Больно не будет, только если совсем чуть-чуть, – пообещала она, а Мора уставилась на столик, который медсестра вкатила в комнатушку, а потом на дверь.

Думать Мора себе не позволила. Из проема потянуло сквозняком, и она рванула туда, откуда шел этот чудесный свежий воздух. Она жаждала попасть наружу. А от мысли, что ее держат где-то глубоко под землей, сжимало грудь.

Гвардейцы все-таки упекли ее в какую-то лабораторию. Никто не собирался ей делать операцию. С самого начала надо было догадаться, что никаких соцпрограмм не бывает – особенно в ее случае.

– Пошел ты в Бездну! – выкрикнула она, когда охранник сгреб ее в охапку.

Плечистые верзилы стояли за дверью по обе стороны. У Моры не было никаких шансов, но она все равно отбивалась.

– Убери руки, – шипела она, лягаясь. – Сдохнуть захотел?

А потом она поняла, что охранник одет в защитный костюм. В темный, гладкий костюм из плотного, непроницаемого материала. Она бессильно выдохнула. Неужели они и правда верят в ее «ген богов»?

Охранник втащил Мору обратно в комнату, усадил на стул и держал до тех пор, пока сестра не откатила столик. Руки у нее были в перчатках, а платье – такое глухое, что не оставалось ни кусочка голой кожи, к которой случайно может прикоснуться «заразная». Разве что к лицу, но охранник удержит…

Как медсестра и обещала, ничего, кроме шприца крови, она не взяла. Но больно было, и не чуть-чуть, а очень сильно, только не в сгибе локтя, который сестра тут же туго замотала, а где-то глубоко внутри, и от этого хотелось кричать.

Море казалось, что, если бы верзила ее отпустил, она бы набросилась на эту тихую, улыбчивую девушку с кулаками. Как будто медсестра в чем-то виновата…

Когда дверь закрылась и в белой комнате воцарилась тишина, Мора еще долго сидела не шевелясь. Ей хотелось вскочить, сорвать дурацкую повязку, от которой перетянутый локоть пульсировал, но она все откладывала и откладывала. Она просто сидела и слушала ватную, округлую тишину, потому что ни на что больше у нее сил не осталось.

А потом Мора поняла, что слышит чужие мысли. Нет, она не знала, о чем именно думает Ица, и не видела глазами Ицы того, что видела та. Но она чувствовала присутствие – бесплотное, неосязаемое, неопределенное. Мора закрыла глаза и сосредоточилась. Это не черепаха, это куда проще: Ица уже в ее голове.

Мысли Ицы были тугие, неподатливые, упрямые. Она притворялась, что не слышит, не понимает, но Мора знала: Ица ее поняла.

– Я здесь. Здесь, – шептала она.

Ица стала ее частью. Темной, жуткой, но все же частью. Ица была той силой, которой так не хватало Море: ни капли робости, стыда, вины… Мору ужасало то, что могла творить Ица, но еще она понимала, что надеяться ей больше не на кого.

Никто не знает, где Мора. Никому до нее нет дела, а те, кому дело есть, вытащить ее отсюда не могут. За ней никто не придет. Кроме Ицы.

– Ну же, – шептала Мора, цепляясь в своей голове за обрывки сознания Ицы. – Ты меня слышишь, я знаю. Помоги мне.

Мора не знала, сколько так просидела, но, когда дверь снова щелкнула и распахнулась, какое-то мгновение Мора отчаянно надеялась увидеть Ицу.

Конечно, это была не она. Но и не медсестра и не охранник – на пороге стоял старик с лицом, покрытым татуировками. Мора не сразу вспомнила его имя – Ван Ортем, кажется. Четвертый сенатор из Квартума родом с Третьего кольца. Молчаливый и, по словам госпожи Тааре, слегка ненормальный.