Она внушала себе, что у нее слишком буйное воображение. Возможно, она сходит с ума. Однажды мать допилась до такого состояния, что ей повсюду мерещились тараканы. Наверное, с Фиби происходит то же самое.

Но она знала, что это неправда.

А что она может подумать теперь, в тридцать пять лет? Теперь, когда стоило бы знать побольше?

Из шкафа послышался очередной глухой стук, и в животе у Фиби похолодело.

«Ты слишком взрослая для привидений», – сказала она себе.

Потом подняла фонарик, сосчитала до трех и резко открыла дверь шкафа.

Эви была там; она скорчилась в углу среди разрозненных предметов одежды, одетая только в лифчик и трусики. На ее шее по-прежнему висела серебряная цепочка со старым ключом. Губы Эви дрожали, узкое лицо покраснело и было мокрым от слез. Левый глаз почти заплыл. Она держала в руках маленький пистолет, направленный прямо в грудь Фиби.

Фиби убрала свет с лица Эви и посветила на собственное лицо.

– Эви, – сказала она так спокойно, как только могла. – Это я, Фиби. Я пришла помочь. Опустите пистолет.

В ответном взгляде не было ни облегчения, ни узнавания. Пистолет оставался нацеленным на Фиби, но рука, державшая оружие, сильно дрожала.

Фиби облизнула губы и глубоко вздохнула. Если сейчас Эви застрелит ее – пусть даже случайно, – то убьет сразу двух человек. О чем она думала, приехав сюда? Она подвергла опасности не только свою жизнь. Какая будущая мать может сделать такой выбор?

– Они пришли, – жалобно сказала Эви. – Они сказали, что вернутся.

– Тогда нам лучше сматываться отсюда, – прошептала Фиби. – Я собираюсь отвезти вас в надежное место. Только нужно опустить пистолет и одеться; тогда все будет хорошо.

Медленно, почти неохотно Эви опустила пистолет. Скорчившись на полу шкафа в одном белье, она выглядела сломленной. Кости и сухожилия выпирали наружу, делая ее больше похожей на куклу, чем на человека из плоти и крови. Фиби протянула руку.

– Держу! – сказала она, помогая Эви подняться на ноги. – Теперь все будет в порядке.

– Где ты была? – возмущенно спросил Сэм. Потом он увидел свою кузину.

– Эви? Что за чертовщина?

– Разве ты не прочитал мою записку? – осведомилась Фиби, проходя мимо него на кухню за льдом. – Разве ты не слышал сообщение на автоответчике? – Она завернула лед в чистое полотенце.

– Я не видел никакой записки, – ответил Сэм. – И на автоответчике сообщений не было. Я пришел домой час назад, увидел на кухне пакеты и растаявшее мороженое, и мне стало тошно от беспокойства. Я пытался связаться с тобой по мобильному, но ты оставила свой телефон на кухне. Я позвонил всем нашим знакомым и уже собирался звонить в полицию.

Фиби вернулась в гостиную. Она поискала записку, проверила автоответчик и обнаружила, что все сообщения стерты.

– Не понимаю, – сказала она.

– Тейло. – Эви с горечью покачала головой. – Это его работа.

Разумеется, никто не мог проникнуть в дом, забрать ее записку и стереть сообщение. Должно быть, Фиби сама случайно стерла его. А записка… черт, этому не было объяснения. Фиби прекрасно помнила, где оставила листок.

– Думаю, тебе нужно начать сначала, – сказала Фиби, повернувшись к Эви. – Расскажи обо всем, что случилось. Но сперва… – она передала полотенце со льдом, – …приложи это к глазу. Может быть, опухоль немного спадет.

Фиби даже не пыталась поговорить с Эви о нападении на ее квартиру. Она прихватила несколько джинсов и футболок, после чего они убрались оттуда и выехали на шоссе. Эви ехала на заднем сиденье, скорчившись в позе эмбриона и натянув куртку на голову. Фиби слышала, как Эви снова и снова шепотом считает от ста до нуля. В зеркале заднего вида было видно, что Эви сотрясет дрожь.

– Я была дома… уф, – тихо сказала Эви, хлопнув себя по лбу той рукой, которая не прижимала полотенце со льдом к заплывшему глазу. – Вообще-то, я всегда дома. Где еще я могла быть?