Мотылек - Анри Шаррьер (2014)

Уходя, Дега вручил мне пятьсот франков для игры в покер. У нас в палате иногда играли, и ставки были приличные. Гранде дал мне великолепный нож со стопорным вырезом. Он сделал его сам из закаленной стали. Это было внушительное оружие.

– День и ночь носи при себе.

– А если обыск?

– Шмоном в основном занимаются арабы-тюремщики, сами из бывших. Когда они знают, что имеют дело с серьезным парнем, то нож не найдут, даже если нащупают. До встречи в лагере.

При расставании Гальгани сказал мне, что зарезервировал для меня место в своем уголке. Жить будем одним «шалашом», когда едят вместе и деньги общие. Дега в лагере не ночует, а спит в административном здании.

Мы здесь уже три дня, а поскольку ночи я провожу рядом с Клузио, по сути еще не знаю, как живет и чем дышит палата, в которой около шестидесяти человек. Состояние Клузио резко ухудшалось. Его перевели в другую комнату, где лежал еще один безнадежный больной. Шаталь напичкал его морфием. Он опасался, что до утра Клузио недотянет.

В нашей палате шестьдесят коек, и почти все заняты. Койки стоят по обеим сторонам прохода. Ширина прохода – три метра. Палата освещается двумя керосиновыми лампами.

– Там играют в покер, – сказал Матюрет.

Я подошел к игрокам. Их было четверо.

– Принимаете пятым?

– Садись. Минимальная ставка – сто франков. К игре допускаются имеющие до трех ставок, или триста франков. Вот жетон на триста франков.

Я передал двести на сохранение Матюрету. Парижанин Дюпон обратился ко мне:

– Играем по английским правилам, без джокера, умеешь?

– Да.

– Раздавай карты. Оказываем тебе честь.

Скорость, с какой играют эти люди, невероятна. Удвоение ставок идет настолько быстро, что стоит замешкаться, как уже слышишь голос распорядителя: «Делайте ставки», и ты проигрываешь всухую. Так я открыл для себя новую категорию каторжников – карточных игроков. Они живут игрой, для игры и в игре. Кроме игры, их ничего не интересует. Они забыли все: кто они, какой срок получили, что можно сделать, чтобы изменить жизнь. Им безразлично, кто сел с ними играть, порядочный или шулер. Их интересует только игра.

Мы проиграли всю ночь напролет. Остановились, когда уже разносили кофе. Я выиграл тысячу триста франков. Направился было к своей кровати, как меня перехватил Пауло и попросил в долг двести франков. Он хотел составить партию, а для игры не хватало двухсот франков – у него было только сто. Я дал ему триста и сказал:

– Выигрыш пополам.

– Спасибо, Папийон. Недаром говорят, что ты хороший парень. Мы подружимся.

И он протянул мне руку, а я пожал ее. Пауло отправился играть, весь сияя от удовольствия.

В то утро умер Клузио. Накануне, придя в сознание, он попросил Шаталя не давать ему больше морфия.

– Я хочу умереть в полном сознании, сидя на постели и чтобы рядом со мной были мои друзья.

Входить в изолятор было строго запрещено, но Шаталь взял всю ответственность на себя. Мы были рядом, и Клузио умер у нас на руках. Я закрыл ему глаза. Горе потрясло Матюрета.

– Вот и ушел наш друг, собрат по великому побегу. Его бросили акулам.

Когда я услышал слова «его бросили акулам», у меня кровь застыла в жилах. И в самом деле, на островах нет кладбища для каторжников. Когда узник умирает, его бросают в море в шесть часов, на закате солнца, между Сен-Жозефом и Руаялем. Это место кишит акулами.

Со смертью друга больница мне опротивела. Она стала для меня просто невыносимой. Я сказал Дега, что собираюсь уйти из нее послезавтра. Он прислал записку: «Попроси Шаталя выписать тебе освобождение от работы в лагере на пятнадцать дней, чтобы было время подобрать тебе место по вкусу». Матюрет останется в больнице еще на некоторое время. Возможно, Шаталь устроит его помощником санитара.

Перед выходом из больницы меня отвели в здание администрации, где я предстал перед комендантом Барро – Сухим Кокосом.