Мотылек - Анри Шаррьер (2014)

Сложилась донельзя необычная напряженность не только в корпусе, но и во всем лагере. Ни кофе, ни супа. Хлебная пайка утром, тушеная говядина в полдень, тушеная говядина вечером – банка на четверых. Поскольку наш корпус избежал разрушительного шмона, то у нас нашелся и кофе, и было кое-что из продуктов: масло сливочное и растительное, мука и прочее. В других корпусах ничего не осталось. Когда из клозета потянуло дымком и запахло кофе, стражник крикнул нам, чтобы мы прекратили безобразие. В том отхожем месте была устроена небольшая жаровня, где мы варили кофе. Обычно этим делом занимался старый каторжник из Марселя по имени Нистон, готовя его на продажу. У Нистона хватило смелости возразить багру совсем не в духе ситуации:

– Приятель, если ты хочешь, чтобы огонь погас, будь ласков, приди и сделай это сам.

В ответ последовало несколько выстрелов в окно, разметавших и жаровню, и кофе.

Одна пуля угодила Нистону в ногу. Состояние крайнего напряжения и нервозности мгновенно переросло в панику. Мы со страху побросались на пол, думая, что нас собираются всех перестрелять. В тот день начальником караула оказался все тот же Филиссари. Он ворвался к нам, злой, как фурия, в сопровождении четверых надзирателей. Постовой объяснил причину стрельбы, Филиссари грязно обругал его по-корсикански, а тому, не уловившему смысла слов, ничего не оставалось делать, как только повторять:

– Я вас не понимаю. Я вас не понимаю.

Мы снова разбрелись по своим углам и подвесным койкам. Нога Нистона кровоточила.

– Не говорите, что я ранен, – просил Нистон. – Меня могут вывести и там прикончат.

Филиссари прошелся по проходу камеры и остановился у прутьев решетки рядом с Маркетти. Тот переговорил с ним по-корсикански.

– Варите свой кофе, – сказал Филиссари. – Это больше не повторится.

И Филиссари удалился.

Нистону повезло: пуля не застряла в ноге, она прошила икру насквозь и ушла навылет. Мы наложили на ногу жгут, кровь остановилась, затем ногу забинтовали, предварительно обработав рану уксусом.

– Папийон, на выход!

Восемь часов вечера. Уже стемнело. Вызывавший меня надзиратель мне лично не знаком. Должно быть, бретонец.

– Кому я понадобился ночью? Мне нечего там делать.

– Тебя хочет видеть комендант.

– В таком случае пусть сам придет. Так и передайте!

– Отказываешься?

– Да, отказываюсь.

Друзья обступили меня кольцом. Багор разговаривал со мной через закрытую решетчатую дверь. Маркетти подошел к двери и сказал:

– Мы не выпустим Папийона, пока здесь не будет сам комендант.

– Но это комендант вызывает его.

– Скажите ему, чтобы пришел сам.

Через час у двери появились двое молодых надзирателей и вместе с ними араб из дома коменданта, который спас его и предотвратил мятеж.

– Папийон, это я, Мохамед. Я пришел за тобой. Комендант хочет тебя видеть. Он не может прийти сюда.

Маркетти сразу же обратил мое внимание на одну деталь:

– Папи, а у парня-то карабин.

При этих словах я вышел из круга друзей и направился к двери. Действительно, у Мохамеда под мышкой карабин. «Ну и ну, – подумалось мне. Теперь-то я все повидал на своем веку – даже заключенного, официально вооруженного карабином!»

– Пойдем! – сказал араб. – Я не дам тебя в обиду. Пойдем с нами.

До конца не доверяя им, я все-таки пошел. Мохамед шагал рядом, а багры держались сзади. Поравнялись с караульным помещением. Когда проходили лагерные ворота, ко мне обратился Филиссари:

– Папийон, я надеюсь, ты ничего не имеешь против меня.

– Лично у меня к вам никаких претензий, думаю, что и у других из моего корпуса тоже. За остальных не ручаюсь.