Мертвые возвращаются? - Тана Френч (2010)

— Но ведь сейчас лето, — неожиданно произнес Джастин, вскакивая с дивана. — Смотрите, какой теплый ветерок! Лето! Вставайте, пойдемте на улицу!

С этими словами он кое-как поднялся на ноги сам, потянул на ходу за руку Эбби — мол, довольно валяться — и, пошатываясь, вышел во внутренний дворик.

Темный сад весь был пропитан жизнью и ароматами. Не знаю, как долго мы оставались там, под огромной полной луной. Мы с Рафом, взявшись за руки, кружились на газоне, пока, задыхаясь и хихикая, не рухнули на землю. Джастин подбросил в воздух две пригоршни цветов боярышника, и они, медленно кружась, словно снежные хлопья падали нам на волосы. Дэниел и Эбби босиком исполняли под деревьями медленный вальс, будто призраки влюбленной пары на каком-то старинном балу. Я делала на траве колесо — к черту воображаемые швы, к черту то, что Лекси, насколько мне известно, никогда не занималась гимнастикой. Я не помнила, когда в последний раз была так пьяна, и мне нравилось это ощущение. Хотелось окунуться в него с головой и больше никогда не выныривать, даже затем, чтобы сделать глоток воздуха — просто открыть рот, сделать глубокий вздох и захлебнуться очаровательной ночью.

Где-то посередине действа я потеряла остальных. Я лежала на спине посреди травы, вдыхая аромат мяты и глядя на миллион звезд над моей головой. Было слышно, как откуда-то с крыльца дома меня зовет Раф. Спустя какое-то время я заставила себя подняться и двинулась на поиски, однако земное притяжение куда-то исчезло, дорожка стала скользкой, так что идти было трудно. Я на ощупь двигалась вдоль стены, одной рукой держась за ветки и побеги плюща. Мне было слышно, как под моими босыми ногами трещат сухие ветки, но ступать по ним было совсем не больно.

Залитый лунным светом газон казался совсем белым. В распахнутые окна струилась музыка, и Эбби одна танцевала на траве — медленно вращалась, раскинув руки и запрокинув к небу голову. Ухватившись за побег плюща, я застыла рядом с беседкой и наблюдала за Эбби: как колыхалась и опадала ее длинная юбка, как изгибалось запястье, когда она поднимала подол. Я провожала взглядом изгиб ее стоп, пьяноватое покачивание шеи среди теней и шепота деревьев.

— Ну разве она не прекрасна? — произнес за спиной вкрадчивый голос.

Я была настолько пьяна, что даже не испугалась. Дэниел с бокалом вина в руке сидел на каменной ступеньке среди плюща, а рядом с ним на каменных плитах стояла бутылка. Лунный свет придавал ему сходство с высеченной из мрамора статуей.

— Когда мы состаримся и поседеем, когда наши ряды начнут редеть, даже если я забуду все, что когда-либо помнил, думаю, я все равно буду помнить ее такой.

От этих его слов меня пронзила острая боль — правда, я не поняла почему. Все было слишком сложно, слишком далеко.

— И я хочу запомнить этот вечер, — ответила я. — Сделаю себе татуировку, чтобы никогда не забыть.

— Иди ко мне, — произнес Дэниел. Он поставил бокал, слегка подвинулся, уступая мне место, и протянул навстречу руку. — Иди ко мне. У нас еще будет тысяча таких ночей. Можешь забывать их сколько угодно, десятками, потому что мы будем устраивать новые. Нам ведь некуда торопиться.

Его рука, в которую он взял мою руку, была теплой и сильной. Он притянул меня ниже, чтобы я опустилась рядом с ним на каменную скамью. Я повиновалась и прильнула к нему, к его сильному плечу, от которого исходил аромат кедра и чистой, выстиранной шерсти. Мир вокруг меня был черным и серебристым, и переменчивым, и вода о чем-то шептала у наших ног.

— Когда мы подумали, что потеряли тебя, — начал Дэниел, — это было… — Он покачал головой и вздохнул. — Мне так не хватало тебя, ты даже не представляешь себе, как мне тебя не хватало. Но теперь все снова хорошо. Теперь все будет хорошо.

Он повернулся ко мне и поднял руку. Пальцы его запутались в моих волосах, одновременно такие грубые и такие нежные; он провел ими по моей щеке, обвел линию губ.