Коп из захолустья - Борис Громов (2020)

– Я спрашиваю, все ли у вас в порядке? – лучезарно улыбается она мне. – Мы уже совершили посадку, сэр. Все, мы дома.

Да какой уж там порядок, милая! Из Мобильных сил меня пусть и с почетом – но списали. После всех травм, полученных мною при падении на поверхность Серого Фьорда, медкомиссию мне не пройти никогда. В обычной полиции я служить могу и дальше, а вот в «мобильниках» – уже нет. С Новой Аризоны тоже постарались убрать побыстрее, как только шумиха вокруг моей истории немного улеглась, и СМИ вцепились в новые информационные поводы. Как сказал бы Влад – s glaz doloy ot greha podal’she. Радует, что хотя бы домой отправили, а не законопатили куда-нибудь… Хотя, с точки зрения столичного бюрократа, Булыжник и есть край света, дальний фронтир на окраине обжитого космоса. Немного греют сердце выставленный мне в Академии высший балл по всем предметам, отличная характеристика и довольно крупная денежная компенсация.

– Конечно, все в полном порядке, мисс, – я дарю стюардессе ответную улыбку и, помахав ей на прощание рукой, выхожу из шаттла.

Да, вот я и дома. Планетоид LV-918, он же Булыжник. Моя родина, место, где я родился и вырос.

Вот только радости в сердце нет. Еще на Новой Аризоне я узнал, что умер дядя Спенс. Спенсер Новак, напарник и лучший друг моего отца, который не позволил отправить меня в интернат после его гибели, а забрал в свой дом и воспитывал, как собственного сына. Мне, тогда еще совсем мальчишке, было очень тяжело. Мать я и не помнил толком. Она с шахтерского планетоида сбежала с каким-то залетным хлыщом «в поисках лучшей доли» – я еще и говорить не научился. От нее остались только размытый образ в памяти, да несколько спрятанных отцом фотографий, которые нашлись уже после его гибели, когда из нашего дома вещи вывозили. А вот отец был для меня всем: большой, сильный, добрый. Но его застрелили и весь мой мир рухнул. А дядя Спенс этот мир смог отстроить заново. Он, тетя Маргарет и их дочь Вики стали моей новой семьей. Которую я искренне люблю. И вот теперь…

Как мне сказали, дядя Спенс увидел мое имя в списке погибших на «Аламо» и даже до кресла не дошел – упал, где стоял. Сердце.

Из-за этой новости торжественная программа моего возвращения оказалась несколько скомканной, чему я сам, положа руку на сердце, был только рад. Весь обратный путь на Новую Аризону я, под руководством старшего агента Департамента национальной безопасности Рональда Уоткинсона репетировал правильную версию рассказа обо всем произошедшем на Сером Фьорде. Кроме самой истории, обдумывали еще и ответы на вопросы журналистов, включая и весьма заковыристые. Как я понял, нападение пиратов на рудник, «одинокий рейнджер» в лице стажера Мобильных сил полиции и русский спецназ, его спасший, словно та самая «кавалерия из-за холмов»[88], сейчас в топе всех новостных агентств. Как говорил Уоткинсон, «акулы пера» меня на куски рвать будут. И облажаться нельзя, тогда вся конспирация пойдет прахом. Почему нельзя рассказать правду, мне никто так и не объяснил. Но когда мне сообщили про дядю Спенса…

Нет, все было: сначала торжественная встреча с оркестром и красивыми речами, построение на плацу роты Мобильных сил полиции Голденкейпа, где меня наградили «Серебряной звездой» за проявленный героизм и «Пурпурным сердцем» за ранение, полученное в бою. На то, что ранения на самом деле не было, просто при падении «Аламо» с орбиты меня всего переломало, решили внимания не обращать. Повреждения получены в боевой обстановке? Да. Ну, значит – ранения, так звучит красивее. Но я на все это реагировал мягко говоря, несколько заторможено.

Настолько, что одним из первых вопросов, заданных мне на пресс-конференции каким-то ушлым журналюгой был:

– Нэйтан, вы – настоящий герой. Вас наградили сразу двумя высокими федеральными наградами, а вы, как будто, этому всему и не рады совсем?