Коп из захолустья - Борис Громов (2020)

Что я говорил о «старых деньгах» и «новоделах» для менеджмента горнодобывающих контор? Вот тут ни малейшего намека на старину как раз нет и в помине. Разумеется, выглядит все красиво, как сказал бы Влад – dorogo-bogato, но… Не оставляет ощущение пусть и дорогостоящей, но подделки. Все равно чувствуется, что под тонкими облицовочными плитами «под натуральный камень» – самый обычный газобетон, а роль «натурального дерева» играет пусть и недешевый, но пластик… Хорошее слово есть – нувориши. Денег заработали, а вот настоящего лоска приобрести не успели.

– Могу я видеть мистера Айзенберга-младшего?

Увидев полицейский жетон, открывшая мне дверь горничная, заметно побледнела. Что, неужто есть основания для страха?

У спустившегося со второго этажа молодого человека вид тоже встревоженный. По всему видно, неуютно ему рядом со мной. Да и мама его, некогда миловидная, но слишком сильно располневшая дама лет пятидесяти, испуганной квочкой замершая рядом, добавляет нервозности.

– Мэм, – обращаюсь я к ней. – Старший детектив Райан, полиция. У меня есть несколько вопросов к вашему сыну. Мы с ним побеседуем немного, не возражаете?

Про то, что я – не просто полиция, а из отдела тяжких и особо тяжких, упоминать благоразумно не стал, иначе ее и вовсе удар хватит, смотрю, и так переполошилась.

– В моем присутствии, – дама пытается держать лицо, но выходит плохо, слишком боится за свое великовозрастное дитятко.

– Мэм, насколько мне известно, ваш сын уже совершеннолетний. И для обязательного присутствии родителей законных оснований нет.

– Раз так, я вызову нашего адвоката.

– Ваше полное право, мэм, но есть ли необходимость? Пока это не допрос, а всего лишь беседа. Вы уверены, что хотите переводить ее в более серьезную юридическую плоскость? Или считаете, что ваш сын в чем-то провинился настолько, что без адвоката ему уже не обойтись?

Дама явно смешалась, губы вздрагивают, глаза забегали. Что-то она про сыночка знает и полиции боится. Думаю, наркотики. И вряд ли что-то сильно опасное, уж больно у Дикки вид цветущий. Присевшие на серьезную «химию» торчки, даже такие изначально крепкие и спортивные, как Ричард Айзенберг, очень быстро превращаются в подобия моего старого и верного друга Хеджи. Так что, скорее всего – какие-нибудь синто-каннабиоиды, а может и настоящая «травка», на нее у Айзенберга-младшего денег вполне хватит.

– Ну, я тогда поставлю в известность мужа, – наконец находится миссис Айзенберг.

– Это ваше право, мэм, – повторяю я.

– Да ты знаешь, кто мой отец, свинья ты легавая?! – театральным шепотом шипит Ричард, едва она выходит. – Да ты завтра из своего вонючего околотка в ближайшую мусорную кучу вылетишь! Да ты…

– Пасть захлопни, тварь, – так же негромко, чтоб не потревожить убежавшую к коммуникатору миссис Айзенберг ледяным тоном произношу я. – Знаю я твоего папашу. Сраный старший маркшейдер[90] на еще более сраной Двенадцатой шахте. Ты, прежде чем хайло свое помойное открывать, лучше б поинтересовался у папочки: знает ли он, кто я?

Айзенберг-младший такого точно не ожидал, а потому от неожиданности, да еще и перебитый мною посреди фразы, громко закашлялся, подавившись воздухом. А может и слюной, слюни во время его тирады во все стороны густо летели.

– Водички попей, – участливо советую я выпучившему глаза от натуги Дикки, похлопывая его ладонью меж лопаток. – А то ведь сдохнешь прямо сейчас, не дожив до электрического стула.

– Ка-кха-кха-кого стула? – хрипит он.

– Электрического, – с милой улыбкой повторяю я. – Девчонку в «Черной розе» террористам продал? А она – дочь старшего армейского офицера всего планетоида. Государственная измена в чистом виде. И зажарят тебя, тварь, как тост на завтрак.