Следы в Крутом переулке - Валерий Винокуров, Борис Шурделин (1989)

С колом в руке — не подлинным, тот же находился на экспертизе, а с копией, сделанной Афанасьичем, — Осокин и заглянул к заведующему грузовым двором Гурбе. Заглянул, чтобы попросить список грузчиков — кто-то из них ведь мог взять со склада и дерево, и сапоги, и перчатки. Гурба ответил, что это мог быть любой из работников двора и что список лейтенант может взять в отделе кадров. Когда Осокин вышел из крохотной комнатки заведующего и уже со двора обернулся, то через большое окно увидел: Гурба сидит, поставив локти на стол, сдавив большими пальцами обеих рук виски и закрыв ладонями лицо. А ведь Гурба был одним из тех четверых, кто мог иметь основания для самосуда.

Это и было открытием Осокина. «Все остальное — дело времени», — сказал он прокурору. Но оно не потребовалось. На завтра была назначена инсценировка, задуманная партизанами. Да, в следственном деле не только отпечатки пальцев имеют значение. Осокин вышел на убийцу Петрушина и без этой инсценировки. Когда же после инсценировки прокурор вернулся к себе в кабинет, он дал Осокину разрешение ознакомить Гурбу с обвинениями, которые могут быть против него выдвинуты. Одно расхождение между отчетом Гурбы и тем, что говорил тот на инсценировке, Привалов все-таки заметил: в отчете Гурба написал, что сразу же после сигнала командира поспешил за Мукимовым, а сейчас, спустя почти двадцать лет, сказал, что еще ждал командира, надеясь на его возвращение. Прокурор полагал, что, если он попросит Гурбу уточнить, тот, находясь в возбужденном после пережитого состоянии, во всем признается.

На милицейском «газике» Осокин сперва отправился в порт, но не дождавшись там Гурбы и Малыхи, двинулся было им навстречу. И снова Осокин догадался, что надо свернуть к обрыву. Чуть-чуть не успел.

Мне осталось положить на стол Привалову зеленую тетрадку. Он полистал ее, исписанную мелким круглым почерком, вырвал четыре первых листа, где шла речь о том, о чем рассказали нам только что Малыха и Осокин. Вырвал, чтобы приобщить их к делу.

— Кол он, оказывается, поставил по примете, что бытовала когда-то и в наших краях, — просматривая вырванные листки, заметил Привалов. — Чтоб вурдалак не встал из гроба. Как же надо было жить все эти двадцать лет, чтобы вспомнить о такой примете?! Ты зайди к нему домой, Гриша, — попросил прокурор Малыху. — У него ребята неплохие. Помочь им надо.

— А потом что было? — спросил я.

— А потом его увидел Петрушин, догадался. Или знал? Наврал, что у него дома есть признание Сличко о предательстве Гурбы. Примитивный шантаж. А в кармане у Петрушина — молоток. Вот и получил удар колом по голове. Ну, остальное-то известно.

И прокурор вернул мне тетрадку.

НЕКОТОРЫЕ СВЕДЕНИЯ

О ПЕРСОНАЖАХ ВСЕЙ «НОВОДНЕПРОВСКОЙ ХРОНИКИ»

ПРИВАЛОВ Святослав Владимирович родился в Новоднепровске в 1930 году. В 1953 году закончил МГУ (юридический факультет). С августа того же года — помощник прокурора города Новоднепровска, с 1958 года — прокурор города и района, впоследствии — прокурор области. В юности занимался спортом — мотогонками и стрельбой. Сын В. С. Привалова, который во время войны был директором завода на Урале, а после войны — управляющим горнорудным трестом в Новоднепровске.

ЧЕРГИНЕЦ Сергей Игнатьевич родился в Новоднепровске в 1936 году в семье рабочего «Южстали». С четырнадцати лет работал в мартеновском цехе, учился в вечернем техникуме. Перед уходом в армию некоторое время был исполняющим обязанности сталевара. Служил в танковых войсках. После службы стал одним из ведущих сталеваров мартеновского цеха «Южстали», закончил вечерний металлургический институт. Неоднократно избирался депутатом облсовета. Впоследствии стал первым секретарем Новоднепровского горкома партии.