Дэйв, вертя головой и ища его, вдруг осознал, что те же самые слова все еще вылетают из его рта: «Чтоб ты сдох, сдох, сдох, сдох». И тут он увидел мальчишку, который улепетывал через парк, и, с трудом переставляя ноги, заковылял за ним. С его рук капала кровь. Он хотел рассказать рыжеволосому мальчишке, что сделал все это ради него. Он спас его. И он всегда будет защищать его, если мальчишке это будет нужно.

Он остановился в аллее позади бара, чтобы перевести дыхание, и понял, что мальчишка убежал. Подняв глаза к ночному небу, Дэйв спросил:

— Зачем?

Зачем я сейчас здесь? Зачем ты дал мне такую жизнь? Зачем ты дал мне эту болезнь, болезнь, за которую я презираю самого себя даже больше, чем все остальные? Зачем волновать мой мозг мимолетными проявлениями красоты, нежности и безудержной любви к моему ребенку и моей жене — ведь эти проблески показывают, какой могла бы стать моя жизнь, не появись тогда на Ганнон-стрит эта машина, на которой меня отвезли в тот самый подвал? Так зачем все это?

Ответь мне, пожалуйста. Прошу, ответь мне, пожалуйста.

В ответ, конечно же, ничего. Ничего, только молчание, да журчание воды в сточной канаве, да шум усиливающегося дождя.

Через несколько минут он пошел по аллее туда, откуда пришел, и, дойдя до машины, увидел лежащего рядом с ней человека.

Боже мой, ужаснулся Дэйв. Ведь я убил его.

Но вдруг лежащий на земле человек повернулся на бок, как рыба вдохнул ртом воздух. У него были светлые волосы; живот, словно подушка, выделялся на худощавом теле. Дэйв пытался припомнить, как выглядело его лицо, перед тем как он просунул руку с пистолетом через опущенное боковое стекло и ударил его. Он запомнил лишь его губы, очень красные и очень широкие.

Лица у мужчины практически и не было. По нему словно прошлись лопасти вертящегося пропеллера, и Дэйв почувствовал приступ тошноты, когда смотрел на этот кровавый кусок, втягивающий в себя воздух и силящийся приподняться.

Мужчина словно не чувствовал присутствия Дэйва. Он оперся на руки и на колени и начал медленно с трудом передвигаться. На четвереньках он пополз к деревьям, стоявшим стеной позади машины. Он дополз до невысокой бетонной загородки, окаймляющей парковку по всему периметру и отделяющей ее от территории компании по сбору металлолома, и положил руки на металлическую цепь, протянутую между металлическими столбиками, торчавшими из бетона. Дэйв снял с себя фланелевую рубашку, надетую поверх футболки, обернул ею пистолет и пошел к этому безлицему существу.

Безлицее существо ухватилось за следующее звено в цепи загородки, и тут силы оставили его. Тело его сползло вниз, перекатилось на правый бок. Пролежав несколько секунд неподвижно, человек все-таки собрался с силами и сел, прислонившись спиной к загородке. Его бесформенное лицо повернулось в сторону приближающегося Дэйва.

— Нет, — прошептал он. — Нет.

Дэйв понял, что он говорил совсем не то, о чем думал. Его угнетало то, кем он был, и это чувство было сродни тому, что почти всю жизнь переживал сам Дэйв.

Мальчик, Убежавший от Волков, стал на колени перед мужчиной и приложл свернутую в комок рубашку к области живота; Дэйв парил над ними, наблюдая.

— Пожалуйста, — прохрипел человек.

— Тс-с, — произнес Дэйв, а Мальчик, Убежавший от Волков, взвел курок.

Тело безлицего существа дернулось и резко толкнуло Дэйва в подмышку; а опустившись выдохнуло воздух со свистом кипящего чайника.

И Мальчик, Убежавший от Волков, произнес: «Боже».

Втащив мужчину в багажник «хонды», Дэйв понял, что ему надо воспользоваться его «кадиллаком». Он поднял стекла и выключил двигатель, а потом протер переднее сиденье и все, до чего он дотрагивался, фланелевой рубашкой. Но вот вопрос, когда и как можно будет выехать с парковки на своей «хонде», в багажнике которой лежал человек, и найти место, где его можно выбросить? А ответ-то был как раз перед глазами.