Ультима - Лиза Хилтон (2018)

Однако на этот раз Чарльз Иглз, судя по всему, просчитался. А может быть, просчиталась я. Оказалось, что Маккензи Пратт доставляет нам куда больше проблем из могилы, чем при жизни. Сначала история с пожаром вызывала исключительно сочувствие, но уже через несколько дней все таблоиды пестрели заголовками о том, что «Женщина с веером II» про́клята, что Маккензи стала ее жертвой, храбрым крестоносцем, сгоревшим в пламени, пока бессердечные богачи, увлекающиеся искусством, заливали в себя бочки «Крюг». Мало того, эти сволочи еще и были недалеки от истины. Вскоре в «Гардиан» вышла шокирующая статья о жизни Гогена. В ней его изображали эксплуататором и проходимцем, который удовлетворял охочих до пикантностей парижских буржуа, рисуя картины, полные экзотического эротизма, и взвинчивая цены на них до небес. Группа немецких интернет-активистов, чье название в переводе означало «Насилие не пройдет!», вынудили Фолькванг отозвать заявку, а вслед за ними список потенциальных клиентов Руперта начал таять на глазах. На заседании совета Руперт даже предложил выставить картину на более мелкий, не настолько публичный аукцион, и многие его поддержали. В этом был смысл: если серьезные покупатели станут отказываться от участия в аукционе из-за Гогена, то пострадают и цены на остальные лоты. Но я этого допустить не могла, потому что Разнатович столько ждать не будет. Более того, выпад Маккензи за ужином дал повод для слухов о том, что картина сомнительная. Если будет назначена повторная экспертиза, то во второй раз нам может так не повезти.

И вот, примерно через неделю после пожара, я поехала на подземке на Кингсленд-роуд и в одном из множества вьетнамских ресторанчиков заказала тарелку острого фо бо из свинины. Итальянскую кухню я обожаю, но, с другой стороны, было приятно вернуться в страну, где знают, что такое бадьян. «Дом Азербайджана» оказался видавшим виды зданием, втиснувшимся между химчисткой и местной кофейней. В окне красовался выцветший ковер, заменявший собой венецианские жалюзи, с которых не стирали пыль с тех пор, как Сталин взял Баку. Я позвонила, не особенно рассчитывая, что мне откроют, но дверь распахнулась, и на пороге появился невысокий мужчина в круглых очках и черном костюме, не менее пыльном, чем злополучные жалюзи. Я спросила, можно ли пройти в читальный зал, он удивился, но провел меня по узкому коридору, стены которого были оклеены афишами концертов и других культурных мероприятий.

– Второй этаж, – сообщил он и исчез в маленькой кухне в дальнем конце коридора.

Я стала подниматься по деревянной лестнице, заставленной коробками с флаерами, с кухни донесся сигнал микроволновки.

Искать информацию о Зульфугарлы в Интернете оказалось бесполезно. Просмотренные накануне официальные сайты представляли лакированный и прогрессивный образ Азербайджана, по крайней мере, если мерой прогресса считать дисконтные магазины «Булгари» и скидки на «ламборджини». Азербайджанский относится к тюркским языкам и совсем не похож на русский, поэтому читать я не могла, к тому же, посмотрев на индекс цензуры в этой стране, я поняла, что даже если бы и знала язык, то лежащая в открытом доступе информация мало чем помогла бы. С первого взгляда казалось, что и два пластиковых стола в местной библиотеке мало чем мне помогут, поскольку бо́льшая часть сваленных в горы книг была на азербайджанском, но небольшая секция на английском все-таки имелась. Именно там я обнаружила откопированную книгу в стиле самиздата, в прозрачной пластиковой обложке под названием «Похищение государства!». Я полностью погрузилась в чтение и не сразу заметила, когда через два часа ко мне подошел пыльный человечек.