Ультима - Лиза Хилтон (2018)

Я любила Кэтрин. Но потом мама снова стала ходить в паб, приходить домой посреди ночи с какими-то парнями, кричала, чтобы я просыпалась и следила за малышкой, пока они за стенкой скрипели диваном. Я все время не высыпалась, глаза постоянно болели. Я роняла вещи, забывала учебники, засыпала в классе и получила двойку за контрольную по математике. Я не могла делать домашние задания, потому что все время надо было присматривать за Кэтрин, менять Кэтрин памперсы, кормить ее, стелить ей кроватку, выносить мусор, стирать белье, класть Кэтрин в коляску и идти за едой в «Теско», когда мне удавалось найти в маминой сумке деньги, пытаться заварить чай с ребенком на руках, пока моя мама отсыпалась перед телевизором. Под конец я решила, что легче вообще не ходить в школу. Я не хотела оставлять Кэтрин одну с мамой. Директор вызвал меня к себе «на разговор». Он сказал, что я очень способная, что я даже могу поступить в университет, а сам все время смотрел на часы на серой стене за моей спиной, и в кабинете у него пахло алкоголем. В школе ходили слухи, что в ящике стола у него всегда лежит бутылка водки. Он просто убивал время, как и все в нашем районе. Мне было его жаль, у него пахло изо рта, под глазами – мешки. Он тут влип. Но все-таки я снова начала ходить в школу, а когда приходила домой, Кэтрин орала в кроватке, мокрая и грязная, но я иногда просто оставляла ее там и закрывала дверь, потому что это несправедливо.

В тот день я открыла дверь и тут же ощутила запах сладкого миндаля. В ванной горел свет, а в комнате стоял пар и было нечем дышать. Мама стала набирать ванну для Кэтрин и добавила специального масла для малышей, а потом, наверное, забыла, потому что теперь она лежала на диване, а рядом валялись бутылки. Кэтрин прислонилась к решетке кроватки. Она попыталась заплакать, увидев меня, но, видимо, от рыданий уже сорвала голос, потому что из ее горлышка вырвалось лишь хрипение. Я взяла ее на руки и стала укачивать.

А потом я подумала: «Я останусь здесь навсегда». Мне было двенадцать, пройдет еще пять лет, и я смогу вырваться отсюда. Но Кэтрин будет всего четыре года, и я не смогу оставить ее, я точно это знала. Так все и будет. А потом я стану такой же, как мама: никаких надежд и перспектив, разве что напиться в день получения пособия по безработице. Мы с Кэтрин подошли к спящей маме. Она не проснулась. Я наклонилась, Кэтрин потянулась к маме, но я резко выпрямилась и понесла ее в ванную. Достала чистое полотенце, расстегнула мокрые пуговицы комбинезончика, добавила в ванну еще горячей воды. Кэтрин была такая голенькая и розовая, ползала туда-сюда. Я поцеловала ее в висок, совсем рядом с глазом, и прошептала: «Прости меня, малышка».

Все закончилось быстро. Потом я завернула ее в полотенце, в ее личное полотенце, желтенькое с капюшоном. Лицо Кэтрин посерело, глаза остекленели. На трясущихся ногах я едва смогла дойти до дивана.

– Мам, – повторяла я снова и снова, – мам? Мам?

Кофе уже остыл. Пройдя через смартшопы галереи, я подошла к парапету у реки. В Ливерпуле мне больше делать было нечего, поэтому через некоторое время я вернулась к фургону, села за руль, выехала на трассу M1 и погнала обратно. По радио звучала «Hot Love» в исполнении «T. Rex», но мне предстояло свидание с Элвисом.

30

Мы встретились в «Виноградной лозе» на Дюк-стрит, как в старые добрые времена. Я даже специально привезла с собой из Италии старый черный костюм от «Шанель»: приталенный пиджак, короткая плиссированная юбка. На столе перед Дейвом стояла пинта пива и бокал жуткого белого вина, уж в этом-то я не сомневалась.

– Вот, это тебе, – сказал Дейв, ставя на покрытый стеклом стол темно-зеленый пакет из книжного магазина «Хатчард». – Моя книга в твердом переплете.

– О Дейв! – воскликнула я и сразу же открыла последние страницы книги.