Ультима - Лиза Хилтон (2018)

Я попыталась незаметно вывести нас с да Сильвой из этого вертепа, но тут из-за миниатюрного апельсинового дерева на латунной подставке высунулась чья-то рука, схватила меня за рукав, и голос произнес:

– Может, еще выпьем?

– Нет, спасибо. Боюсь, нам уже пора!

– Вот как! Ну и проваливай на хрен, раз не хочешь больше джин-тоника! – капризно заявил женский голос, я заглянула за дерево и увидела там жену викария.

– Sono pazzi, gli inglese[8], – ворчал да Сильва всю дорогу до Касбы. – Вы что, все там алкоголики?

– Почти все. Бремя имперского могущества и так далее.

– А зачем весь этот выпендреж? Черногория?

– Потому что… – Я осеклась, не зная, как объяснить итальянцу все эти ужимки и прыжки.

Действительно, зачем все время пытаться произвести впечатление знакомством с известными людьми, зачем пытаться выяснить положение человека в социальной иерархии, если мы все делаем вид, что этой иерархии больше не существует?

– Знаешь, есть особый тип англичан, которые до сих пор считают, что они принадлежат к определенному слою общества. Им важно, с каким акцентом люди говорят, в какой школе они учились, а главное – есть ли у них общие знакомые. Наличие общих знакомых – это как секретный код доступа, я тебе уже говорила. И если человек не является членом клуба, то пытается притвориться, а это еще сложнее, потому что клуб окружен невидимыми стенами. Говоря с Поппет, я сказала, что мы живем в Черногории, упомянула, что знаю тех, кто работает в «Британских картинах», и теперь она будет думать, что мы с тобой члены клуба. Как она и ее друзья, ну или, по крайней мере, как они пытаются о себе думать. Поэтому, когда завтра мы займемся делом, вся эта информация собьет их с толку. Они будут судачить и сплетничать о нас еще несколько недель, а мы уже давно уедем из города. К тому же разве тебе не понравилось на вечеринке?

– Я ни хрена не понял из того, что ты сказала.

– Ну и ладно. Просто делай, что я говорю.

8

Сидя на террасе на крыше риады, я смотрела на другую сторону залива, на длинный полумесяц песка, застроенный высокими современными отелями. Между зданиями и Танжерским заливом протянулась пальмовая аллея, испещренная пятнами света от фар проезжающих мимо машин. Отсюда Танжер выглядел самым обычным городом, но здесь, в узких переулках Касбы, он казался совершенно невероятным, нереальным. На следующий вечер я поднималась по переулкам между белыми стенами и яркими дверьми; женщины в джеллаба и сандалиях наполняли пластиковые контейнеры около подсвеченных колонок, затянутых безумной паутиной самодельной электропроводки, которая расползалась повсюду, охватывая собой все дома разом. Мимо меня с деловым видом шныряли неряшливые, полуголые дети, какой-то мужчина с трудом поднимался по лестнице, толкая перед собой тележку из супермаркета, на которой возвышался заплеванный велюровый диван с жутким узором. На стенах, словно мотыльки, подрагивали тени тощих котов. Чем выше я поднималась, тем тише становилось вокруг, воздух, наполненный множеством запахов – дизеля, канализации, лимона, жасмина, зиры, пота, – становился все более свежим, и наконец я вышла на площадь, где пахло только одним – свежим атлантическим озоном.

«Клаб Марок» выглядел неуместно модно на фоне разрушающихся древних стен цитадели, блестяще отремонтированные колониальные веранды закрывали ярко-зеленые жалюзи. У дверей гостей встречал швейцар в белой куртке. Одновременно со мной около клуба остановилось огромное такси «мерседес», и швейцар услужливо открыл дверь для супружеской пары среднего возраста – наверняка туристов.

– Bonsoir, madame.