Террор - Дэн Симмонс (2015)

– Мы убили самку и детеныша вчера поздно вечером, капитан, – наконец сказал Фейрхольм. – Полагаю, сообщение между кораблями сегодня осуществлялось в одностороннем порядке: люди с «Террора» приходили, чтобы принять участие в подготовке к карнавалу, но посыльные с «Эребуса» не отправлялись. Прошу прощения, что не поставил вас в известность, сэр.

Крозье знал, что повинен в данном упущении Фицджеймс. И знал, что все мужчины вокруг знают это.

– Хорошо, – после долгой паузы промолвил он. – Продолжайте развлекаться. – Но когда люди начали снова надевать маски, он добавил: – И молите Бога, чтобы часы сэра Джона остались в целости и сохранности.

– Есть, капитан, – хором откликнулись все маски вокруг.

Бросив последний, почти опасливый взгляд назад, в сторону ужасного черного зала (повергшего Френсиса Крозье в такой тяжелый приступ депрессии, какой он редко испытывал за пятьдесят семь лет своей хронической меланхолии), он вышел из белого покоя в оранжевый, из оранжевого в зеленый, из зеленого в пурпурный, из пурпурного в синий, а из синего на открытый темный лед.

Только выйдя из разноцветного парусинового лабиринта, Крозье почувствовал, что в состоянии дышать ровно.

Фигуры в причудливых нарядах боязливо сторонились сердито насупленного капитана, когда он шагал к «Эребусу» и темной, тепло укутанной фигуре, стоявшей наверху ледяного откоса.

Капитан Фицджеймс стоял в одиночестве у фальшборта, на самом верху ската. Он курил трубку.

– Добрый вечер, капитан Крозье.

– Добрый вечер, капитан Фицджеймс. Вы заглядывали внутрь этого… этого…

Не найдя подходящего слова, Крозье махнул рукой в сторону шумного, озаренного светом факелов города из парусиновых стен и хитроумно натянутых снастей такелажа.

– Да, разумеется, – ответил Фицджеймс. – Я бы сказал, люди проявили поразительную изобретательность.

На это Крозье было нечего сказать.

– Теперь вопрос в том, – продолжал Фицджеймс, – пойдет ли весь этот многочасовой труд и вся эта изобретательность на пользу экспедиции… или же сослужит службу дьяволу.

Крозье попытался заглянуть в глаза молодому офицеру, спрятанные под козырьком фуражки, поверх обмотанной шерстяным шарфом. Он не понимал, шутит Фицджеймс или говорит серьезно.

– Кому принадлежала идея соорудить этот… лабиринт? – спросил Крозье. – Разноцветные отсеки? Черный зал?

Фицджеймс затянулся, отнял трубку от рта и хихикнул:

– Все это придумал молодой Ричард Эйлмор.

– Эйлмор? – повторил Крозье. Имя он помнил, но человека едва ли. – Ваш кают-компанейский вестовой?

– Точно.

Крозье вспомнил щуплого мужчину с запавшими задумчивыми глазами, педантичными нотками в голосе и жидкими черными усами.

– Откуда, черт возьми, он взял все это?

– Эйлмор несколько лет жил в Соединенных Штатах, прежде чем вернулся домой в сорок четвертом году и нанялся на работу в Службу географических исследований, – сказал Фицджеймс. Его зубы легко постукивали по черенку трубки. – Он утверждает, что в сорок втором году, когда жил в Бостоне у своего кузена, читал один дурацкий рассказ с описанием точно такого маскарада, с такими вот разноцветными залами. В дешевом журнальчике под названием «Грэмз мэгэзин», если мне не изменяет память. Эйлмор не помнит толком сюжета рассказа, но помнит, что речь там шла о странном бале-маскараде, который устраивал некий принц Просперо… и он абсолютно уверен, что залы там располагались именно в такой последовательности, с ужасной черной комнатой в конце анфилады.

Крозье мог лишь потрясти головой.