Мерцающие - Тед Косматка (2017)

– Каким образом?

– Наша Вселенная отличается тем, что мы еще не настолько продвинулись, чтобы разворачивать собственные реальности.

Я хотел заговорить, но сдержался. Потому что понял. Увидел, к чему она меня подводит.

Она, наверное, прочитала это у меня на лице.

– Во всем бесконечном ряду наша может быть только…

– Крайней, – перебил я. – Последней. Той, которая еще не расплодила потомства.

– На острие копья, – кивнула женщина.

Я вспомнил микроскоп, падение в приближающуюся картину. Дна не видно, потому что его нет.

Обернувшись к маятнику, следя за его движением, я обдумывал сказанное.

– Так вы говорите – всё это некая искусственная конструкция?

– Нет, совсем не то. Вы пока не добрались даже до правильных вопросов. Разве еще не все очевидно?

– Ничто не очевидно, – возразил я.

– Столько всего – а вы по-прежнему слепы. – Викерс покачала головой. – Вселенная – объект, совокупность волн, поскольку и всякая материя – совокупность волн. Это вам уже известно из физики.

– И?

– И к чему это вас приводит?

Я сцепил зубы. Не понимал, к чему она клонит.

– Вселенная – всего лишь среда, по которой ходят волны. Мы – в некотором смысле иллюзия. – Она мотнула головой. – Нет, просто: мы – иллюзия.

Я смотрел на нее, силился понять.

– Мы – творцы. – Она вглядывалась в мое лицо. – Сознание, – сказала она, – творит чудеса.

Я открыл рот, чтобы заговорить, но не сумел издать ни звука.

– Рябь волн – всего лишь картина. Способность разрушать эту картину – вот что такое сознание. Душа. Зовите как хотите. Каждая волна – потенциал действия, а мы, воспринимая его, передаем физической реальности.

– Вы сказали, что Вселенная – объект, среда для волн.

– Да.

– И что мы конструируем бытие из набора волн.

– Да.

– А кто создает волны?

Она опять улыбнулась.

– Вы исходите из того, что они должны быть кем-то созданы. А может, в каждой из ряда Вселенных его не создают – открывают. Эмерджентное свойство, которое надо только выявить.

– А что же с обреченными? – напомнил я. – Те, кто не вызывает коллапса волны, – что они видят, глядя вокруг?

– Вы хотите знать, видят ли обреченные мир таким, каков он есть?

– И как, видят?

– Они вовсе не видят мира. Они и есть мир. Или одна из его сторон, ни граном не выдающаяся вовне. Они ничего не видят, потому что в них нет точки, из которой можно смотреть.

Мне срочно потребовалось присесть.

– Они изначально ограничены тем, что они есть. Белые овцы мира, их назначение – поддерживать равновесие.

– Какое равновесие?

– Вообразите мир, в котором все – такие, как вы. Или я. Как каждый из нас. Будет ли этот мир функционировать? Может ли в нем существовать цивилизация? Общества пребывают в неустойчивом равновесии, их легко опрокинуть. Мы по природе непредсказуемы, а обреченные – противовес нам. Они то, в чем нуждается мир.

– Вы говорите как он, – заметил я. – Брайтон тоже говорил о мире так, словно он может в чем-то нуждаться.

– А он не может?

Я пропустил этот вопрос мимо ушей.

– А если бы он в них не нуждался? Что бы делали обреченные, не будь они нужны миру?

Викерс пожала плечами:

– Вероятно, вовсе прекратили бы существование.

Я долго молчал, осмысливая. Позволяя себе… если не поверить, то хоть привыкнуть.

– Тот мальчик, что живет у Брайтона. Он не вызывает коллапса волны.

– Обреченные большей частью белые овцы, но их можно перекроить. Если взять их молодыми, можно использовать их внушаемость, выучить их действовать против общего блага. У них нет совести. У них ничего нет. Представьте себе овцу, вскормленную мясом. Вот вам и тот мальчик. Все охранники Брайтона были когда-то такими мальчиками.

– Вот где он их берет…

Она кивнула.