Башмаки на флагах. Том третий. Графиня фон Мален - Борис Конофальский (2021)

— Лекарь ему к ноге доску накрепко примотал, он теперь ни пешим, ни конным не будет. До нужника допрыгать может — и всё.

— Значит, жив?

— Да жив, а чего ему будет, ну, прокололи лытку, не он первый, не он последний.

Роха улыбается, хотя улыбка ему не так уж и легко даётся. Он оглядывается:

— А ты тут уже крепость построил, когда только успел? Говорят, мужичьё приходило уже к тебе знакомиться.

— Приходило, — кивает кавалер, — Пруфф их картечью встретил, а твой Вилли мушкетами проводил. Мы же ни единого человека не потеряли.

— Вилли? Ну и как он тебе?

— До тебя пока ему далеко, не волнуйся. Но ты всё-таки скажи, чего ты приехал? Ты же ещё не долечился.

Роха посмотрел на кавалера и спросил:

— Честно тебе сказать?

— Да уж говори.

Роха поправил свою деревяшку под столом, потом допил махом вино, вздохнул и сказал:

— Знаешь, Фолькоф, жена у меня не из простых.

— При чём тут твоя жена? — полковнику вовсе не хотелось слушать байки про чьих-то жён, не до жён ему сейчас было, через полтора дня большое дело намечалось.

— Ты дай сказать-то…, - злился Скарафаджо. И, видя, что кавалер молчит, продолжал. — Как ни крути, она из благородных, правда, из городских, её отец даже был вице-бургомистром.

Волков замолчал, ждал, что там Роха ещё ему расскажет. И тот рассказывал:

— И вот, как поженился я с ней, так она меня и бранила, и бранила, и бранила: пьяница, говорит, бездельник, дурень бесполезный. Когда женился я, так у меня деньжата водились, а потом и закончились. Помню, в первую зиму без дров жили, а она на сносях была. Потом в плохой дом пришлось переехать… А она так бранилась, что я домой идти не хотел. Вот…

Полковник терпеливо продолжал слушать рассказ старого своего знакомца про его жену, хотя ему очень хотелось побыстрее поговорить с Агнес.

— А тут ты появился, — продолжал Скарафаджо, — и я сразу понял: вот его мне Господь послал. И так оно и было. Домишко теперь какой-никакой у меня свой, землицу, хоть и мало, но ты мне выделил.

— Не меньше, чем другим, — заметил кавалер.

— Не меньше, не меньше, — соглашался Роха, — я ж не спорю. А кроме землицы и деньжата появились, то ярмарку ограбим, то обоз у горцев отберём, я на эти деньги жене и платье хорошее справил из атласа, и серьги, и всякого другого прикупил… Башмачки там, юбки нижние… А главное, ты же меня к себе на обеды стал приглашать с женой, а она как с дочерью графа за одним столом посидела, так совсем другой стала. Слова дурного от неё не слыхал с тех пор, добрая стала. А как узнала, что я капитан, как стала капитаншей, так и вовсе стала ласковой. Когда я уходил с тобой на мужиков — не поверишь, я видал, как она плакала. По мне плакала.

Волков даже брови сдвинул, смотрел на Роху сурово:

— На кой чёрт ты мне всё это рассказываешь?

— Я просто сказать хотел, что тебя не брошу, знаю, что ты без офицеров остался: Бертье, Брюнхвальд, я… Рене один у тебя, в общем, если я нужен, могу роту взять какую, а не нужен, так к стрелкам своим вернусь.

— С офицерами дело дрянь, — отвечал кавалер, глядя товарищу в глаза и понимая, что тот ещё не излечился, — и с сержантами тоже, я рад, что ты вернулся, но тебе надо долечиться, сидишь весь мокрый от пота, а от больного какой от тебя прок? Ступай к монаху. Микстуры пей. Послезавтра до рассвета к реке пойдём.

— Форсировать надумали? На тот берег намылились?

— Генерал решил, я был против, — Волков поморщился.

— Ты мне коня дашь? Моего убили там на берегу.

— Так и другого убьют.

— А что делать, я ж на деревяшке много не напрыгаю.

— Ладно, найду тебе мерина старого, — Волков протянул товарищу руку для рукопожатия.

— Мерин мне подойдёт, авось не на смотр еду, — ответил Роха, пожимая его руку.

— Ты только вылечись, успей. Ты поставил себе палатку? Я пришлю к тебе монаха.