Добрая самаритянка - Джон Маррс (2021)

Я тосковала по тому времени, когда мы жили только с папой и Элис. Без мамы все было намного проще. Хотя так было не всегда. По правде говоря, в самом начале с этим тяжело было смириться, особенно Элис. В последний раз, когда мы видели маму – до того, как она неожиданно вернулась, – папа удерживал ее, пока два санитара укладывали полуживого брата на каталку. Мама была в истерике, кричала, из ее рта летели брызги слюны, словно маленькие белые пули.

– Я убила его! Убила моего мальчика! – повторяла она и издавала ужасный низкий вой, какого я никогда прежде ни от кого не слышала. Полагаю, именно такая хрень и должна происходить, когда едва не сжигаешь своего сына заживо. В конце концов ее накачали успокоительным и увезли на «Скорой».

Мы с Элис остались на ночь у пожилой четы напротив. Они постоянно предлагали нам газировку, чай и сладости, как будто это что-то могло исправить. Поставили для нас в свободной комнате две раскладушки, но посреди ночи Элис заползла под мое одеяло и прижалась ко мне.

– Нас она тоже сожжет? – спросила она, и я не могла искренне ответить, что нет, такого не будет.

В течение следующих нескольких дней папины глаза делались все краснее и краснее. Мама оставалась в психиатрическом отделении, а Генри вышел из комы, и нам сказали, что он, скорее всего, никогда уже не станет тем младшим братом, которого мы помним. По настоянию папы мы не навещали ни Генри, ни маму. Надо отдать папе должное: он обращался с нами как со взрослыми и обсудил с нами то, что натворила мама. Папа объяснил: она призналась, что устроила пожар, поскольку винила этот дом во всех ссорах, но не знала, что Генри находился наверху. И папа пока не рассказал о ее признаниях полиции.

Я всегда была больше папиной дочкой, чем маминой, но мне было неприятно думать, что она попадет в тюрьму из-за несчастного случая – пусть даже ужасно тяжелого. В результате все мы согласились на том, что папа солжет полиции и скажет, что Генри любил играть со спичками. Но в обмен на это он попросил не общаться с мамой, и мы пообещали, что близко не подойдем к ней, пока не станем достаточно взрослыми.

После этого все изменилось. Мы переехали в другой дом – я перешла в другую школу, – сменили номера телефонов и оставили позади всех и все, пострадавшее от пожара.

Мне кажется, я скорее скучала по самой идее о том, чтобы у меня была мама, чем по ее настоящему присутствию в моей жизни. В отличие от папы, она никогда не была заботливой родительницей, и мы с Элис быстро научились не ждать от нее многого. Иногда она смотрела на нас так, будто не совсем понимала, откуда мы взялись в ее жизни. Но не на Генри. Она обожала его. Я тоже его любила. Он был милым и забавным и всегда пытался развеселить нас с Элис, корча смешные рожицы или танцуя дурацкие танцы. Теперь он во всех отношениях почти ничем не отличался от овоща.

Мы довольно быстро привыкли к тому, что теперь наша семья состоит не из пяти человек, а из трех. В прошлой школе я видела, как Фарзану Сингх постоянно высмеивали за то, что ее мать, страдавшая биполярным расстройством, отказавшись от таблеток, начала танцевать на родительском собрании индийские танцы, как в кино. Я не хотела допустить, чтобы подобное случилось со мной в новой школе. Поэтому с первого же дня была настороже, вела себя заносчиво и самоуверенно и окружала себя такими же надменными сучками. Сказала всем, что мама вышла замуж за другого и уехала в Австралию, но все то время, пока царила в школе, боялась разоблачения.