День Праха - Жан-Кристоф Гранже (2020)

— Да. И ту часть, которая уцелела, и фрагменты другой.

— Но… я думал, что внешний слой обрушился, — воскликнул священник, недоуменно глядя на Ньемана.

— Посланники собрали его по кусочкам. Похоже, они решили сохранить в целости это изображение. Мне кажется, они очень заботятся о сохранности фресок, скрытых под внешним слоем.

— Вот как? Что вы хотите этим сказать?

— Пока не знаю. Но по-моему, они придают им первостепенное значение. Первостепенное, но скрытое от посторонних. Вот почему вы не в курсе происходящего. И вот почему они запретили реставраторам просвечивать их.

Священник скептически поморщился. Он не мог оторвать глаз от изображений, сиявших на экране смартфона.

— Посмотрите на них внимательно, — настойчиво сказал Ньеман, — и объясните мне, о чем они вам говорят. Сейчас я обращаюсь к вам как к специалисту по христианской иконографии.

— Я занимался этим давно, еще в молодости.

— Но я уверен, что ваша память с тех пор не ослабла.

Козински поднес телефон к глазам и долго вглядывался в снимки. Свет аппарата, падавший на лицо священника, превращал его в белую маску, мерцающую, непроницаемую.

— Это библейские сцены, в основном ветхозаветные. Любопытно: подбор сюжетов кажется мне довольно необычным и…

— Это мне уже известно. Но взгляните на два последних изображения. По вашему мнению, какие сюжеты они иллюстрируют?

Священник поводил пальцем по экрану в поисках нужных кадров.

— Ну… я бы сказал… что это Исаак, благословляющий своего сына Иакова.

Лехман уже называл эту сцену из Книги Бытия.

— А другая? Там, где спящая женщина?

Священник задумался. У него увлажнились глаза, но не от волнения, а скорее от миллиардов кристаллов, раздражавших радужную оболочку.

— Это может быть сценой смерти Рахили, но я не уверен.

— А о чем повествует этот эпизод?

— Да мало о чем. Рахиль — одна из жен Иакова. Долгое время была бесплодна, потом, позже, родила двух сыновей, но умерла после рождения второго — Вениамина.

— И это все?

— Да, почти все. «И умерла Рахиль, и погребена на дороге в Ефрафу, то есть в Вифлеем»[80]. Могила Рахили, символизирующая исход из земли Месопотамской, считается святыней.

— А что вы можете сказать о стилистике этих изображений?

— Ну, это довольно… впечатляюще. Многочисленные детали напоминают манеру последних столетий Средневековья, и в то же время…

— В то же время — что?

— Сама манера письма выглядит на удивление современной, а происхождение — довольно сомнительным.

— Вы можете назвать другие фрески подобного рода? Такую же манеру письма? Может, какую-нибудь местную живописную школу?

— Честно говоря, нет. И это самое удивительное. А вы показывали их Посланникам?

— Не счел нужным. По моему мнению, им давно известно о существовании этих фресок. И они тщательно их скрывают.

— Почему?

Ньеман смолчал, поднялся и взял у священника свой смартфон.

— Дайте мне свой электронный адрес, я перешлю вам эти снимки.

Пока Козински записывал ему адрес, майор попросил:

— Подумайте еще. Эти образы явно имеют какое-то особое значение.

Священник тоже поднялся — он едва доставал Ньеману до плеча, однако тот чувствовал, что падре ничего не стоит поднять посетителя одной рукой и пронести по комнате.

— Это настолько важно?

— Это важно для Посланников, и я хочу знать почему.

— А вы уверены, что они в курсе всей этой истории?

— Даже не сомневаюсь. Когда в следующий раз вздумаете финансировать реставрацию какой-нибудь часовни, выберите себе более надежных партнеров.

Священник рассеянно кивнул. Казалось, этот диалог привел его в полную растерянность, — а может, причиной тому были образы, которые он увидел. И которые теперь не выходили у него из головы, будоража и дразня воображение.

— With the birds I’ll share this lonely viewin[81], — шепнул майор ему на ухо.