Двое из ларца - Владимир Болучевский (2007)

– Да ты не отходи далеко-то, – сказал Костя, – прямо вон… на колесо.

Тишина в тайге стояла удивительная.

Адашев окинул взглядом угрюмый первобытный ландшафт, дальние сопки, дорогу, которая плавно уходила куда-то вниз и вправо, к мосткам через очередную речушку, Глубоко вдохнул колючий морозный воздух.

«Мать честная… – подумалось ему. – И чего они все русского мужика жизни учат? Он же вон аж куда дошел. И живет себе. И нужду любую превозмогал и превозмогает. Посредством двух струбцин и воронки».

Зябко поежился и быстро забрался обратно в кабину, плотно захлопнув дверь.

Константин уже раскладывал на сиденьи какие-то пластиковые коробки с жареным мясом и картошкой.

– А по пять капель с морозца? – Гурский вынул из своего пакета хлеб, ветчину и китайскую водку.

– Зря ты ее взял, – скептически взглянул на водку Костя. – Говно.

– Не будешь?

– Вот еще. Почему? Обязательно буду.

– Я просто такой не видел никогда. Чтобы в пакетиках.

– Экономят китаезы на таре. А водка – говно.

– Вот тут ты не прав. Водка бывает только двух видов: хорошая и очень хорошая.

– А паленая?

– Так это же и не водка уже, совершенно другой продукт. О нем и говорить нечего. А как же…

– Давай сюда, – Константин взял у Гурского полиэтиленовый водочный пакет, срезал ножом кусочек отходящей от него пластиковой трубочки и ловко налил в подставленный Александром граненый стакан.

– Ладно, – решительно сказал тот. – Я купил, первый и попробую.

– Не ссы. Она плохая, но не ядовитая. Ее уж столько выпито…

– Твое здоровье.

– Угу.

Гурский хлопнул водки, задумался оценивающе и передал стакан Константину.

– Держи, я налью. И ничего особенного, водка как водка. Привкус, правда, какой-то…

– Мясо бери.

– Ага. А как ее закрыть-то теперь, чтоб не пролилась?

– А зачем закрывать? – искренне удивился Константин. – Допьем и выбросим.

Они поели, выкурили по сигарете, и опять грузовик покатил по бесконечной, казалось, дороге, ведущей к устью Амура. Гурский дремал.

Еще несколько раз они останавливались и выходили из машины.

– Смотри, – показал Константин рукой во время очередной остановки куда-то в сопки. – Видишь?

– Ага… – сказал Гурский, увидев дозорные вышки.

– Лагерь. С тех времен еще. Их здесь столько… Это с дороги только некоторые видно. А туда, дальше…

– А это что за следы?

– А… – Костя присел на корточки.– Это сохатый дорогу перешел. Смотри-ка ты, еще не осыпался. Только что, значит… Нас услышал и в лес ломанулся, а до этого, видишь, вон – по дороге шел.

– По своим делам.

– А что ты думаешь… Они забрались в кабину и тронулись дальше.

– А это что еще такое? – проснувшись в очередной раз и достав сигарету, Гурский ошарашено уставился на остов заржавленного пульмановского вагона, стоящий на таких же ржавых рельсах, выходящих откуда-то из глухой тайги и обрывающихся слева от дороги возле полуразрушенного кирпичного строения.

– Да железную дорогу хотели проложить.

– Ну?

– А что «ну»? Бросили.

Александр привстал, вытянул шею и провожал взглядом это видение, пока дорога не сделала очередной поворот. Затем тайга снова сомкнулась со всех сторон, словно пряча в себе от досужих глаз и останки лагерей, и мертвый пульмановский вагон на ржавых рельсах.

И опять кабину качало, и Гурский дремал.

Еще только раз, спросонья, он удивленно отметил странное название населенного пункта: «Де-Кастри». Он указал на табличку:

– А что, сюда и испанцев ссылали?

– Да хер их знает, – крутил баранку Костя.

Наконец Адашев проснулся оттого, что машина стояла.

– Пошли, – Константин открыл дверь кабины. – Горячего поедим.

– А где это мы? – Александр поднял голову и открыл глаза – за окном была ночь.

– Циммермановка.

– Как-как?