Дурная кровь - Даха Тараторина (2020)

— Это же единственное, что у нас случилось, верно, мальчики?

И кто его за язык тянул! Учила матушка не лезть, куда не просят… Да только она же учила сразу сознаваться, ежели где опростоволосился.

— Дарая пропала, — не узнавая собственного голоса, сознался юный наивный охотник. — Сказывают, её солдаты увели. Утром вернулся Ламард, которого отправили за ней: дом Хоря разрушен, соседи видели королевский отряд…

Узкая ладонь шлёпнула по серёдке пирога, смяла податливую начинку — в стороны брызнул рубиновый сок.

— Приведите его ко мне.

— Я схожу!

— Я схожу! — хором вызвались оба охотника.

— Ранн, — одёрнула колдунья.

— Слушаюсь, госпожа, — глухо, бесцветно отозвался тот. Что ж, он прожил долгую интересную жизнь. Жаль, некому рассказать о ней.

— Приведи мне Ламарда, — с полминуты мужчины не двигались. Один не верил в своё счастье, второй — просто не верил. — Ранн, — поторопила женщина, медленно вытирая руки об одеяло и переплетая плотнее косу, чтобы не мешалась. С нажимом повторила: — Иди.

Охотник вдохнул, но не сказал ничего. А что тут скажешь? Положил руку на плечо юного, наивного невезучего парня, ободряюще сжал, и торопливо вышел, избегая ловить растерянный обиженный взгляд.

Уже снаружи комнаты, что колдунья звала не иначе как тронный зал, он сильно зажмурился, до боли, до мушек перед глазами потёр лицо. Такой молодой и такой глупый…

Госпожа не всегда угадывала со слугами: у некоторых всё же оставался кто-то, кого они любили в этом мире. Кто-то, кроме госпожи. Лайо всё ещё любил матушку, хоть та и молилась втихаря о скорейшей смерти чахоточного сына; любил сестёр, что вешались ему на шею, когда юный охотник приезжал в гости с гостинцами; отца вот только у Лайо не было — давненько уже отправился к Богам. Глупый, глупый мальчишка…. Последнее, что нужно было ему в этой жизни — встреча с сумасшедшей колдуньей. Лучше бы Боги освободили его через хворь!

Ранн прижался ухом к двери, хоть и знал, что толстое дерево проглотит все звуки, погладил шершавые холодные доски.

Прощай, юнец. Жаль, что тебе не довелось услышать хоть малую толику историй живучего пса.

Колдунья вывернулась из одеяла, скинула валенки, упираясь мысками в пятки, и подошла к трясущемуся пареньку.

— Ну-ну, мальчик мой, неужто ты напуган? — удивилась она, обнимая, утешая его, перебирая льняные кудри. Так она успокаивала, гладила его, когда умирающий, истощённый болезнью, Лайо лежал в материнском доме и уже не отличал родных от чужих. — Ты же не думаешь, что матушка обидит тебя? Я люблю всех вас, всех — как родных.

Он знал, что нужно отвечать. Как знал и то, что уже не переступит порога тронного зала. Зубы стучали, а слёзы текли по щекам, не слушаясь, не давая мальчишке хоть ненадолго притвориться мужчиной.

— Я знаю, госпожа, — прозвучал высокий дрожащий голос.

— Ну-ну, разве госпожа? Вспомни, как звал меня раньше!

Редкие капли превратились в сплошные мокрые потоки. Лайо прикрыл глаза, но и сквозь веки видел синие искры, сплетающиеся в невесомую патину, окутывающую, проникающую под кожу, ядовитыми змеями заползающую в уши, в ноздри… Паутина пульсировала, в нетерпении дрожала, как живая, готовая глотать и пить.

— Я знаю, матушка Кара, — прошептал юный глупый охотник, уже не чувствуя голодной плети, ныряющей ему в глотку.

* * *

После знакомства с уважаемыми бандитами низкорослый конёк Верда неожиданно подрос и сменил цвет. Вместо деревенского тяжеловоза наёмнику вручили статного жеребца в яблоках, ко всем своим весомым и часто демонстрируемым достоинствам ещё и оснащённого дорогущей сбруей, которая пришлась бы к месту разве что на параде.

— И на кой он мне? — хмуро шлёпнул любопытную морду мужчина. — Он же на каждый забор запрыгнуть норовит!