Бегущий за ветром - Халед Хоссейни (2003)

Ее заверения не достигли цели. Как только я взглянул в зеркало, меня пробрала дрожь. Зрелище было такое, будто кто-то взял насос и постарался закачать мне под кожу побольше воздуха. Одни глаза-щелки чего стоят. А рот-то, рот! Просто какой-то раздувшийся кукиш. Все красно-синее, на левой щеке, у подбородка и на лбу швы, нитки… Я попробовал улыбнуться и чуть не завопил от боли.

Старик со сломанной ногой сказал что-то на урду. В ответ я покачал головой. Старик похлопал себя по щекам и усмехнулся беззубой улыбкой.

— Очень хорошо, — сказал он по-английски. — Иншалла.

— Спасибо, — прошептал я и попросил забрать зеркало.

Пришли Фарид и Сохраб. Мальчик сел на табурет и оперся лбом о спинку кровати.

— Знаешь, чем быстрее мы отсюда исчезнем, тем лучше, — начал Фарид.

— Доктор Фаруки говорит…

— Я не про госпиталь. Я про Пешавар.

— А в чем причина?

— Рано или поздно до тебя доберутся. — Фарид понизил голос: — У талибов здесь много друзей. Они будут тебя искать.

— Похоже, уже нашли, — пробормотал я и вспомнил вчерашнего человека в коричневом, который зашел в палату и долго смотрел на меня.

Фарид наклонился поближе:

— Как только начнешь ходить, увезу тебя в Исламабад. Там тоже не очень безопасно, как и всюду в Пакистане, но все лучше, чем здесь. По крайней мере, выиграешь время.

— Фарид, ты же сам в опасности. Может, тебе не стоит возиться со мной? У тебя ведь семья.

Он только усмехнулся:

— Я не работаю даром. Ты заплатишь за мой труд.

— Еще бы нет!

Я опять попробовал улыбнуться. По подбородку потекла струйка крови.

— Окажи мне услугу.

— Для тебя хоть тысячу раз подряд.

Тут из глаз у меня полились слезы. Соленые, едкие. Всхлипывать было ужасно больно.

— Ты что? — забеспокоился Фарид.

Я прикрыл лицо рукой. Вся палата уставилась на меня. Напрягшись всем телом, я сдержал рыдания.

Навалилась свинцовая усталость.

— Извини, — пробормотал я.

Какое мрачное у Сохраба лицо!

— Рахим-хан сказал, они живут в Пешаваре, — выговорил я.

— Запиши их имена, — предложил Фарид, не отрывая от меня встревоженных глаз.

«Джон и Бетти Колдуэлл», — нацарапал я на клочке туалетной бумаги.

Фарид спрятал бумажку в карман.

— Срочно разыщу их. — И Сохрабу: — Вечером я тебя заберу. Постарайся не очень надоедать Амир-джану.

Штук шесть голубей, сгрудившись, клевали крошки за окном. Сохраб не отрывал от птиц глаз.

В среднем ящике тумбочки я обнаружил старый номер «Нэшнл джиографик», огрызок карандаша и щербатую гребенку. Лицо заливал пот, но усилия мои не прошли даром: в дальнем углу ящика я нащупал колоду карт.

Пересчитал. Все карты налицо.

— Хочешь сыграть? — спросил я у Сохраба, не особенно надеясь на ответ.

— Я только в панджпар умею.

Ответил все-таки.

— Мне тебя жалко. Я большой мастер панджпара. Мировая знаменитость.

Сохраб отошел от окна и сел на табурет рядом с моей койкой. Я сдал ему пять карт.

— В твои годы мы с твоим отцом частенько играли в эту игру. Особенно зимой, когда шел снег и на улицу было не выйти. Мы просиживали за картами до самого заката.

Он зашел и взял карту из колоды. Пока Сохраб обдумывал ход, я украдкой наблюдал за ним. Во многом он был вылитый отец, так же держал карты двумя руками, так же щурился, так же старался не смотреть партнеру в глаза.

Игра шла в молчании. Первую игру я выиграл, вторую отдал ему. В следующих пяти по-честному победил Сохраб.

— Ты играешь так же здорово, как твой отец, может, даже лучше, — похвалил я мальчика. — Иногда я у него выигрывал, но, по-моему, он поддавался.

Помолчали.

— У нас с твоим отцом была одна кормилица, — сказал я неожиданно.

— Я знаю.

— А что еще… он рассказывал про нас?

— Говорил, ты был его самый лучший друг.

Я вертел в руках бубнового валета.