Беру тебя напрокат - Елена Трифоненко (2020)

Ника пытается незаметно отодвинуться в сторону, но я тут же пресекаю эти попытки, взгромоздив руку на спинку ее стула.

— Как дела, киса? Скучала по мне?

Она нервно сглатывает:

— Вы уже вернулись? Я думала, вас не будет гораздо дольше.

Ее щеки чуть бледнеют, но выражение глаз из взволнованного становится раздраженным.

До меня доносится одуряющий аромат ее волос. Такой древесный, с миндальными нотками. Я чуть ли не против воли запускаю пятерню в Никины пряди, перебираю их в наигранной задумчивости:

— Что с ногой? Полегчало?

— Да, спасибо.

— Быстро же ты оклемалась, — мой голос сочится сарказмом.

— У меня просто мазь хорошая, — Ника с неприязнью отталкивает мою руку от головы, заправляет волосы за уши. — Я тебе потом запишу название.

— Да уж будь добра! Такое быстродействующее лекарство в аптечке нужно каждому.

— Это твой парень, Никки? — вдруг встревает в нашу беседу кривоносый спутник злючки. Говорит он по-английски и вроде бы без акцента.

На меня снисходит озарение: этот хмырь — иностранец, потому Ника так возбудилась. Небось, спит и видит, как переедет в Лондон, вэ кэпитэл оф Грит Британ. Девчонки же сейчас через одну о таком мечтают. Вот и эта туда же.

— Это мой коллега, Джон, — виновато лыбится иностранцу злючка. — Мы с ним вместе делаем видео.

— Ага, — киваю я и демонстративно кладу ладонь ей на бедро. — Наши отношения такие деловые…

Ника пытается скинуть мою руку, но я только усиливаю хватку. Мои пальцы буквально впечатываются в ее нежную кожу. Глаза у Ники стремительно сужаются до щелочек, в них полыхают молнии. Другой бы, наверное, уже испепелился от ее взгляда, но я выдерживаю его с показным спокойствием. И даже усмехаюсь.

— Петров, чего тебе надо? — наконец спрашивает она по-русски.

— Чтобы ты перестала врать. Меня бесят твои дешевые спектакли.

Я, как последний дурак, вглядываюсь в ее глаза в поисках совести. Но ни фига там нет! Ника едва заметно вздыхает, а потом изо всех сил пытается изобразить бесхитростность. Получается из рук вон плохо — ей явно тяжело что-то из себя корчить, когда я так близко.

— Не понимаю, о чем ты, — бормочет она не слишком уверенно. — Я всегда говорю людям только правду. То, что сейчас мне лучше, не дает тебе права в чем-то меня обвинять.

Ее мурлычущие интонации выбивают меня из колеи. Мои мысли стремительно концентрируются на одном — на желании впиться губами в губы этой маленькой дряни. И даже мысль о том, что она, возможно, только что лобзалась с кривоносым, не охлаждает мой порыв.

— Я и сама не ожидала, что нога так быстро пройдет, — щебечет Ника и чуть взволнованно облизывает губы.

В глазах у меня темнеет. Черт! Еще секунда — и я сорвусь — притяну ее к себе и таки накрою поцелуем ее лживый рот. И она это, кажется, понимает. По крайней мере, смотрит почти с превосходством.

Я отшатываюсь от злючки и тут же поднимаюсь на ноги. Мне хочется чем-то пригрозить ей, встряхнуть ее как-то, но на ум ничего не идет. В итоге я выдаю совершенно бессмысленное:

— Больше никаких спектаклей! Еще раз отчебучишь что-нибудь подобное обеденному представлению — пеняй на себя.

Она взвивается:

— Что? Что ты мне сделаешь, параноик? Выпорешь меня?

— Нет. Но есть вещи, которые ранят сильнее, чем порка.

— Например?

— Например, всеобщее общественное порицание. Обеспечить?

— О да, в этом ты силен, — словно против воли вырывается у Ники.

— В смысле?

Она поспешно отворачивается, делает вид, что не расслышала вопроса. Но я-то уже заинтригован. Я грубо, за подбородок, разворачиваю к себе ее лицо:

— Поясни.

— Ты и так все понял.

Вид у нее раздосадованный, глаза горят каким-то мстительным светом. И что это за фигня?