Беру тебя напрокат - Елена Трифоненко (2020)

— Мне просто кажется, ты относишься к нему предвзято. С предубеждением. А он нормальный, в общем-то, парень.

Я почти задыхаюсь от ярости. Ну и гад этот Петров! Каким-то образом успел втереться в доверие к моей сестре. Ничем не гнушается.

— Знаешь, Женя, — говорю я с учительской интонацией, — больше я тебя никуда одну не отпущу. Ты что-то слишком доверчива для своего возраста.

— Хорошо, — кивает она и раскрывает свой любимый блокнот, чтобы продолжить рисовать то, что начала до моего прихода.

— Подожди! — уже мягче говорю я. — Ты не могла бы мне одолжить свое платье в клетку?

— Зачем?

— Надо.

Она вздыхает:

— Бери, конечно. Оно в шкафу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я достаю заветную «тряпочку» и, быстро переодевшись, оглядываю себя в зеркало. То, что нужно! Платье длинное (до щиколоток), закрытое — идеально подходит для встречи с Петровым. Во-первых, его так просто не задерешь, во-вторых, до груди в нем не добраться. В общем, не располагает оно к игривости и плотским удовольствиям. А еще оно такое унылое, что возбудит разве только конченого извращенца.

— Только не пролей на подол ничего, — бубнит Женька. — Это все-таки мой любимый наряд.

— Конечно-конечно, — киваю я и пытаюсь заглянуть ей через плечо. — Что рисуешь?

Она тут же захлопывает блокнот.

— Эй! — напрягаюсь я. — У нас появились тайны?

— Ничего у нас не появилось, — смущенно отрицает Женя. — Просто я еще не закончила. Терпеть не могу показывать то, что еще не доведено до совершенства.

— Я только одним глазком… — Я просительно протягиваю руку к блокноту, но сестра только плотней прижимает его к груди.

В душе у меня, конечно, сразу шевелятся дурные предчувствия. Что она там рисует? Карикатуры? Фальшивые доллары?

— Если не дашь посмотреть, я обижусь, — сердито бурчу я.

Женька несколько секунд смотрит недоверчиво, но вид у меня достаточно грозный — она сдается, протягивает блокнот. Я проворно раскрываю его там, где вложен карандаш, и чувствую, как сердце пропускает удар. Последний начатый рисунок оказывается портретом Петрова. И что это значит?

— Откуда у тебя такой интерес к этому хлыщу? — я стараюсь звучать максимально апатично.

— Я просто пытаюсь его понять, — спокойно поясняет Женька. — Рисование — это мой способ познания мира. Когда я кого-то рисую, я словно проникаю в его мысли.

— Замечательно! — с сарказмом констатирую я. — Моя сестра пересмотрела «Битвы экстрасенсов». Не хочешь, кстати, поделиться тем, что ты там обнаружила в мыслях своего нового любимчика?

Она почесывает затылок и отводит глаза:

— Никита на тебя запал.

— Пфф! Что за глупости, Женя?

Сестра несколько секунд сердито хмурится, а потом выдергивает из моих рук блокнот:

— Можешь, не верить, но я так чувствую.

Да уж! Чтобы унять снова охватившее меня волнение, я ухожу в ванную. Включаю воду и в задумчивости присаживаюсь на унитаз. А ничего так Никита у Женьки получился. Симпатичный.

Воображение совершенно некстати подсовывает мне воспоминания о наших поцелуях, и меня снова обдает жаром. Ох! Да что это со мной такое, черт возьми? Может, это у меня так акклиматизация проходит? Или дело в еде? Должно же быть хоть какое-то объяснение для гормональной бури, так некстати разыгравшейся в моем организме.

Из груди вырывается тяжелый вздох. М-да, похоже, на одно только отталкивающее платье надеяться не приходится. Надо что-то еще придумать, что будет отвлекать меня от игривых мыслей.

Я несколько минут в задумчивости кусаю губы, а потом меня осеняет. Выскочив из ванной, я делаю страдальческий вид:

— Жень, а ты брала мазь от растяжений?

Сестра с неохотой отрывается от рисования и смотрит сквозь меня:

— А? Какую мазь?

— Ну эту, свою любимую — с красным перцем.

— Конечно, брала.