Пятая печать - Николай Воронцов (2018)

В желании все это остановить и прекратить Жанна хотела было кинуться к центру помещения, но не смогла и только снова замычала от безысходности. Она также в очередной раз пыталась распутать руки, до синяков дергая их в путах, но никак не могла выбраться из оков.

И, будто услышав ее мычание, Кришна постепенно начал приходить в себя.

Жанна видела, как его тело слегка дрогнуло, и до ее слуха долетел его стон. Он даже глаза приоткрыл и мутным взглядом уставился на Жанну, и это было последнее, что он видел в своей жизни. Да и смотрел-то он на Жанну в этот последний миг как-то устало и совершенно равнодушно.

И именно в этот момент Жанна вспомнила о том странном ощущении одиночества, которое возникло и навсегда поселилось в ее душе после того самого «незабываемого» общения с Кришной.

Она смотрела на него не то чтобы холодно и равнодушно, но уж явно без всякой любви. Во всяком случае, без той самой любви, которую когда-то ждала от него и так и не дождалась. Жанна прекрасно понимала, что могла бы сейчас, даже в этой совершенно безвыходной ситуации, сделать Кришне в этот самый последний его миг просто бесценный подарок, пусть даже и просто взглядом, но она не стала этого делать.

Это было похоже на месть.

И, вероятно, Кришна это понял. И от этого безнадежного понимания взгляд его безжизненно погас.

И уже в следующее мгновение Виктор, не намереваясь дожидаться, когда противник окончательно придет в себя, полоснул лезвием по его горлу и, бросив окровавленный клинок на пол рядом с собой, стал держать руки Кришны, чтобы тот в конвульсиях от потери крови никуда не сдвинулся с начертанной под ним пентаграммы.

* * *

Псих-одиночка шел по речному льду. Течение под ледяной коркой струилось и играло белыми, будто наполненными дымом, пузырьками. Над трубой далекого дома на краю реки висел дым, и где-то там же вдали глухо лаяла собака. Если бы не она, то в полной тишине, казалось, было бы слышно, как эти самые пузырьки шелестят и трутся о корку льда.

— Ну и пусть себе сидят дома и веселятся в мой день рождения, — сказал он сам себе. — Мне без них даже еще и лучше!

Он остановился, встал на колени и, заслонив лицо руками, попытался разглядеть то, что прячется там, в глубине.

Ничего!

Ни испуганных тебе рыб, ни камней, ни утопленников. Псих-одиночка знал, что в реке всегда есть утопленники. Они даже снились ему иногда, не живые, а, как и положено, мертвые, недвижимые и страшные, с торчащими желтыми костями и лохмотьями одежды, застрявшие в камнях или каких-нибудь подводных корягах.

«Нет там никаких утопленников!» — обрадовался своему открытию он, вскочил и, оттолкнувшись, будто на коньках, обеими ногами заскользил по льду.

Поземка гнала впереди него мелкую белую крупу.

Перестав скользить, он разбежался и снова заскользил.

Он даже и не понял, как все произошло. Просто лед вдруг треснул, мальчишку схватило за ноги течением и потянуло в глубину. Вот тут-то и вспомнились сестры, мать и пьяница-отец. Да только что толку было от воспоминания о них?! Не было их в этот момент рядом с ним!

Псих-одиночка еще какое-то время пытался держаться за острый ледяной край, но вода уже начала захлестывать рот, не давая закричать, да и кричать-то было совершенно бесполезно — поблизости все равно никого не было. Только далекий и глухой лай собаки.

В конце концов руки его соскользнули, и мальчишка вместе с наполненными белым дымом пузырьками поплыл под коркой льда.

Он, конечно, пытался стучать кулаками по льду, но это было совершенно невозможно: с этой стороны лед был необычайно прочен. Тело вдруг стало невесомым, как пушинка, движения были слабы и медленны. Иногда, правда, на льду от его ударов образовывались причудливые трещины, но не более того.