Пятая печать - Николай Воронцов (2018)

— Понимаю, — отозвался Евгений и свободной рукой поправил запонку с ярким искусственным камнем на манжете рубашки, после чего улыбнулся: — Как говорится, не буду расстраиваться, а буду искать дальше. А машина? Это да! Люблю красивые вещи. Да и глупо было бы мне, без пяти минут звезде, передвигаться на менее презентабельной технике.

Сказав это, он засмеялся, обнажив ровные белые, как жемчуг, зубы в обрамлении аккуратно подстриженных усов и бороды. Жанна смотрела на него, всего такого блестящего, в новенькой блестящей машине, и от блеска в глазах у нее было просто ослепительно ярко. Евгений поймал ее долгий взгляд и мгновенно посерьезнел, улыбаться перестал.

Чувствуя себя уже много лучше и, тем не менее, все так же опираясь на его руку, она позволила ему, никоим образом не догадывающемуся о ее хитром и коварном замысле, проводить до квартиры и даже зайти внутрь, в зашторенное сумрачное и тихое пространство с застойным, без сквозняков, густо наполненным шлейфом ее дорогих парфюмов воздухом, после чего безо всяких разговоров молча накинулась на него.

Нет, поцелуев с ее стороны не было, только касание горячими губами его щек, бороды, ну и еще, может, вроде как совершенно нечаянное прикосновение губами к мочке уха, от которого он, вероятно, окончательно потерял самообладание.

От такого поворота событий Евгений поначалу немного опешил, попятился назад и тут же уперся спиной в стену. А она, будто одичав, молча принялась сдирать с его плеч пиджак, а затем и рубашку, оголяя его мощные плечи. Пуговицы на рубашке трещали, ткань рвалась, но освободить запутавшиеся руки ему было почти совершенно невозможно. А он особо и не сопротивлялся и вскоре, с застрявшими в рукавах руками, сродни закованному в кандалы пленнику, оказался полностью в ее власти, только слегка сжался, отчего грудные мышцы и верхние кубики его пресса тут же напряглись.

И все это зверство с бешеным стягиванием с его плеч пиджака и рубашки мгновенно сменилось приступом жадной нежности. Жанна легонько касалась влажными горячими губами кожи на его плечах и груди, вызывая в его мышцах болезненную судорогу, от которой он, едва сдерживая стон, до скрежета стискивал зубы и сжимал веки.

В какой-то момент он, ограниченный в движениях, не сводя с нее затуманенных глаз, попытался поймать поцелуй, но она не позволила это сделать, увернулась и стала целовать его в кубики пресса, а потом и еще ниже. Резким и мощным движением он снова пытался освободить запутавшиеся в рукавах пиджака руки, но снова не мог этого сделать, после чего полностью подчинился ее игре. А она, двигаясь все ниже и ниже, уже тянула на себя конец ремня, освобождая пряжку, а потом добралась и до молнии брюк, которая в ее руках с тихим скрежетом тут же податливо расползлась. После этого Евгений снова пытался освободить руки, но сделал это уже почти безвольно, будто находясь под гипнозом или пребывая в медленном тягучем сне. Скользнув хитрым взглядом по его аккуратной и ровной интимной стрижке, Жанна медленно придвинулась ближе и, едва не задохнувшись от этой своей дерзкой смелости, ощутила горячее тепло его кожи.

Это было похоже на забавное приключение. Все происходящее — и в особенности его бурная реакция на любые ее действия — жутко забавляло Жанну, хотя, как и в случае с Виктором, в общении с автором и исполнителем шансона Евгением Стрельником космоса не было. Космос был, видимо, только исключительно для Евгения, но никак не для нее.

В общем, это было тоже совсем не то, что с Кришной…

— Жена, дети? — вернувшись в комнату из душа в белоснежном банном халате и на ходу высушивая таким же белоснежным полотенцем пахнущие шампунем волосы, коротко спросила Жанна.

— Жена, дети, — охотно подтвердил Евгений, закрыл глаза и мечтательно улыбнулся, все еще пребывая под впечатлением от того, что здесь совсем недавно происходило.