По образу и подобию - Наталья Чернышева (2020)

Засветить бы ему в физиономию! Но Алёна уняла клокочущую ярость. Первая попытка спалить поганца окончилась для неё слишком плачевно, забинтованная рука тому свидетель. Испытывать по второму разу тот же самый кайф не хотелось.

— Кто надел на тебя это?

— Никто, — огрызнулась Алёна. — Я сама.

— Сама-а! — чужой изумился беспредельно, даже рот приоткрыл.

— А что? Что это такое, чёрт возьми?

— Как ты надела его?

Алёна поняла, что он не отвяжется, пока не расскажешь ему подробности.

— На одной планете по дороге сюда мы нашли вашу базу, — нехотя сказала она. — Только та база была совсем мёртвая, и меньше этой. Вот там нашла, надела, а снять не смогла. Он не мешал, в общем-то…

Не мешал, да. Пока не замахнулась на хозяина.

— Повезло, — философски отметил чужой.

— Так ты объяснишь мне наконец, что это такое? — не вытерпела Алёна.

Он совсем по-человечески пожал плечами:

— Это шоулем. Контроль агрессивности. Его надевают на животных, компаньонов и диких, а так же на всех, кто был поражён в правах, не зависимо от изначальной буйности, в качестве дополнительного обозначения их статуса…

Алёна потрясённо переварила услышанное. Ожидала чего угодно, но чтоб такое!

— Сними его с меня! — потребовала она. — Сейчас же. Я не животное!

— Не сниму, — спокойно отказался чужой.

Алёну захлестнуло эмоциями. Вот ради чего она отказалась возвращаться, оказывается. Ради статуса комнатной собачки!

— Ненавижу! — крикнула она, заливаясь слезами. — Урод, выродок, ненавижу!

Чужой молча выслушал её истерику. Потом ровно произнёс:

— Ты мне не нравишься тоже.

Отлепился от стены и вышел из комнаты. Алёна повалилась обратно на постель, долго плакала. От слёз на какое-то время даже заснула. А потом её начала кусать совесть. Она вспомнила, как этот парень, едва выбравшись из анабиоза, бросился разыскивать ушедший «Ковчег». Несколько часов поиска, перелёт туда и обратно. И как ему плохо стало в конце, а он, вместо того, чтобы завалиться отдыхать, зарядил в себя стимуляторами. От которых однозначно потом мучился. Может быть, почти так же, как она сама недавно с головной болью.

Лежать дальше и тетешкать свою обидушку стало невыносимо. Алёна слезла с постели, высоковато оказалось, однако. Как бы не свалиться, когда заснёшь… Подошла к двери. Дверь едва угадывалась на ровной стене. Если честно, не видела бы, как они открываются, так и не нашла бы. Во всяком случае, сразу.

Обдало внезапным страхом. Что если чужой запер её в комнате? Вполне мог, под его характер. Но дверь распахнулась, отреагировав на браслет…

Ограничение прав, говорите? Наверное, не всех, раз открываются двери.

В коридорах было пусто, жарко и тоскливо. Алёна заблудилась очень быстро. Но вышла в какую-то круглую комнату, оказавшуюся маленьким зимним садом. Кусочек парка, гравийные дорожки, камни, небольшой, весело журчащий, ручеёк, коротенькие толстенькие деревца с крупными листьями-сердечками. Комната для релакса? Она поддерживалась в автоматическом режиме все эти немыслимые столетия или её организовали только сейчас? Алёна протянула руку, чтобы потрогать зелёный лист, и пальцы не ощутили характерной для любого листа упругой влажности. Голограмма. Значит, второе. Может быть, со временем тут и появятся настоящие растения. Но пока комнатой владели лишь иллюзии. Благо вода была настоящей, как и камни.

Чужой внезапно обнаружился за одним из камней. Он сидел прямо на земле, свернувшись в узел, — немыслимая для человека поза! — и плакал. Тихо, отчаянно, почти беззвучно. По уму надо было бы развернуться и уйти. Алёна судила по себе: она вот совершенно точно не хотела бы никого видеть рядом с собой в момент слабости.