По образу и подобию - Наталья Чернышева (2020)

— Не твоё собачье дело, с кем я сплю, — на выдохе между словами «собачье» и «дело» на Алёнином кулаке вспыхнул багровый, грозно гудящий, ком огня, и этим кулаком девушка залепила в морду ненавистному Генке, тот не успел поставить блок.

Неизвестно, чем бы всё закончилось, Алёна уже ничего не соображала от ярости и готова была бить и бить гада до победного конца, то есть, до смерти. Но прибежали старшие и оттащили бешеную от поверженного врага.

— Сдурела! — в ухо рявкнул голос Огнева. — Уймись!

Генка кое-как поднялся на ноги, но тут же согнулся и вытошнил изрядный ком огня, который проглотил в самом начале драки. Другому от такого пришёл бы полный и безоговорочный конец, а Каспаров ничего, ещё оттолкнул руки тех, кто хотел помочь ему.

— Сволочь! — орала Алёна, пытаясь вывернуться из железной хватки. — Скотина! Убью!

— Ну-ка, пойдём, — Огнев потащил упирающуюся девчонку за собой. — Пойдём, поговорим, ребёнок.

— Я не ребёнок!

— А чего тогда орёшь как ребёнок?

Аргумент. Алёна замолчала.

— Ну-ка, сядь. И рассказывай.

Алёна стиснула зубы. Решение оформилось мгновенно, ни тени сомнения не возникло.

— Я сейчас заявление подам, — сказала она бешено. — Обратно на «Ковчег»! Всё.

— Ты нужда здесь, дитя, — спокойно возразил Огнев.

Между ними давно установились добрые, но немного ироничные отношения. Так, Огнев часто называл приёмную дочь ребёнком, а она его — родителем, а потом оба друг с друга смеялись. Но сейчас им было не до смеха.

— Тогда пусть Каспаров уматывает, — сердито заявила Алёна. — Мне надоело слушать всё то дерьмо, что он несёт про моего Тима! Достал! Убью!

— Он же тебя нарочно бесит, — заметил Огнев. — Как ты не понимаешь! Он тебя бесит, а ты ведешься. Спокойнее надо быть, ребёнок, спокойнее.

— Спокойнее! — фыркнула Алёна. — Па, а вот если такой Каспаров про маму что-то подобное скажет, ну, что она — ненормальная, ты сам-то спокойно себя поведёшь?

— Уела, — Огнев сел рядом с нею. — Но я бы точно не стал его бить.

— А что бы ты стал? — задиристо спросила Алёна.

— Голову бы ему оторвал, да и всё, — вздохнул Огнев.

— Что ему надо? — спросила Алёна беспомощно. — Уже и в морду получал сколько раз. И всё равно не отстаёт.

— Потому что ты не его, — пояснил Огнев. — Вот он и бесится. Вопрос будем решать, и, скорее всего, на «Ковчег» отправится он. Ладно, пошли, что ли…

— Пошли, — вздохнула Алёна.

Комадар Скобелев оглядел вытянувшееся в струнку воинство, сунул большие пальцы рук за ремень, и рявкнул:

— Рядовой Каспаров!

— Я, — Генка шагнул вперёд, дерзко вскинув голову.

Он знал, что ему сейчас вломят при всех, и по всему было видно, что ему наплевать.

— Ну, что, гамадрил бесхвостый, допрыгался, — ласково сообщил Скобелев. — То есть, языком поганым довертел, вырвать бы его тебе нахрен и собакам скормить. Челнок на «Ковчег» отправится отсюда только на десятый день. А до того получи «обет молчания» плюс десять суток на хозяйственных работах и распишись.

«Обетом молчания» телепаты называли психокод на подавление речи. Использовался в качестве крайней меры дисциплинарного взыскания. К слову говоря, Генку сегодня наградили им во второй раз. Так что тема ему была очень знакома. И плевал бы он, но сказанное про челнок на «Ковчег» его проняло.

— Возражения есть? Правильно, нет. Вернуться в строй.

Возражения у Каспарова были, и он их выразил яростными жестами, но жесты, ясное дело, ему не засчитали. Алёна молча злорадствовала, пока не услышала:

— Рядовая Флаконникова.

— Я, — шагнула она вперёд.

— За позорную утрату самообладания — десять суток хозяйственных работ. В подчинённые возьмёшь рядового Каспарова. Работать вместе дружно, весело и с огоньком. Тронешь его хотя бы пальцем, отправишься на «Ковчег» вместе с ним.

— Но…

— Возражения не принимаются. Приступить к исполнению своих обязанностей.