Нулевой километр - Евгения Стасина (2018)

Какой бывает тишина? Спросите любого писаку, и он подберет вам с дюжину красочных эпитетов, в то время как мне на ум приходит только одно — эта тишина угрожающая. Ни визгов малышни, ни зловещего смеха Артура, ни гневных Ленкиных отповедей и стонов Ярика, вкусившего все прелести утреннего похмелья. Словно вымерли все и даже кот, что имеет привычку портить мое утро своими криками, не решается подать голос…

Встаю, набрасывая на себя короткий халат – совсем неподходящий опекуну, зато самый приличный среди того тряпья, что я накупила, мечтая сразить Тихомирова своими формами – и с опаской выглядываю в прихожую.

Ни души. Где-то на кухне закипает чайник, только выключать его никто не торопится. Может быть, это я их напугала? Вчера, когда что есть мочи кричала на нерадивого школьника, что вместо подготовки к учебе, прозябает в сырых подвалах, отравляя организм спиртным? Или уже ближе к ночи, когда устала слушать его тяжкие вздохи и так сильно хлопнула дверью, что с потолка осыпалась побелка?

Трясу головой, отгоняя прочь мрачные мысли, и смело двигаюсь в кухню – еще не хватало мне их бояться! Таким только покажи слабость – проглотят и не подавятся! Продолжат и дальше тянуть у меня наличные, возьмут за норму пропадать неизвестно где по ночам и в конечном итоге сядут мне на голову.

– Вы сегодня решили вести себя как нормальные дети? – едва свист чайника прекращается, и Ярик (немного помятый и бледный после вчерашней попойки) появляется в дверях, я усаживаюсь на стул с кружкой горячего чая. Шумно отпиваю свежезаваренный напиток и вытягиваю ноги, устроив ступни на соседней табуретке.

– Или дети тебя так берегут, что решили не мучить твою больную голову своими криками? Кстати, – ехидно приподнимаю бровь, наблюдая за тем, как краска смущения ползет по щекам брата, – в холодильнике есть вино. Можешь смело похмеляться – раз ты решил угробить свою жизнь, перечить тебе не стану. Если уж Лиде плевать, мне и подавно.

Я опять давлю на больное, но разве можно меня осуждать?

Парень мгновенно подбирается, полоснув меня полным обиды взором, но, к моему удивлению, устраивать скандал не торопится. Напротив, с опаской оглядывается на дверь ванной, из-за которой сейчас доносится шум воды, и огорошивает меня странной просьбой.

– Ты бы, Юлька, оделась, – теперь смущенно тупит взгляд в пол, не желая лишний раз любоваться моими коленками, и, немного помявшись, поясняет:

– У нас тут… гости.

Бирюков? Не знаю, почему именно он приходит мне на ум, но от неожиданности я даже чаем давлюсь. С шумом ударяю стаканом о стол и влезаю босыми ногами в мягкие тапки, плотнее запахивая на груди атласный халат. Встаю, судорожно придумывая, как мне избежать этой встречи, ведь взглянуть ему в глаза вот так, без подготовки, я еще не готова, а уже через секунду сажусь обратно – чего ему здесь делать? На часах лишь начало девятого, и даже будь он еще в городе, прощаться со мной не приедет…

– Дядя Жора вернулся, – верно истолковав мое смятение, еле слышно поясняет Рыжий, и стоит ему произнести ненавистное имя, как за его спиной уже вырисовывается знакомая мне фигура: круглый живот, поросший светлыми волосками, безобразная грудь, по размеру способная посоперничать с Лидиной, пухлые щеки, которые он так старательно брил, что поранился в нескольких местах, по старинке залепив ранки туалетной бумагой, и этот нос картошкой, вкупе с поросячьими глазками – картина, которая теперь на века засядет в моей голове.

– Вот это встреча! Вот это гости! – он раскрывает объятия, отпихнув в сторону Рыжего, и терпеливо ждет, когда же я припаду к его груди. Совсем одурел? Будь в моих руках сейчас что-то тяжелое, я бы без раздумий размозжила его полысевшую голову. На какую счастливую встречу он, вообще, рассчитывает?

– Что, не обнимешь папку?

И юмор у него прежний. Плоский, способный разве что разозлить и скривить губы в зверином оскале.