Похоть - Ольга Михайлова

Несколько минут Аманатидис вспоминал первую встречу с этим юнцом, припомнил, как тот следил за ним, пытаясь подслушать его разговор с врачом, как нервно разговаривал, как обвинял мужа и врача убитой. Логика отсутствовала. Снова позвонил Теодоракис. Они подъехали. Аманатидис отшвырнул погасший окурок, промахнувшись мимо урны, но поднимать его не стал и направился в гостиную. При его появлении все встали, по его лицу поняв, что их ждут важные новости.

— Мы нашли человека, который разбил голову миссис Тэйтон, — он поднял глаза на всех, но взгляд его фиксировал только одного человека — Стивена Хэмилтона.

Лоуренс Гриффин побледнел и закусил губу. Арчи Тэйтон был спокоен, а Макс Винкельман казался исполненным нетерпения, но скорее желая оказаться на раскопе, чем любопытствуя. Зато Франческо Бельграно слушал с явным интересом, Рене Лану тоже был откровенно заинтригован, Рамон Карвахаль безучастно слушал, чуть склонив голову на бок, Долорес Карвахаль повисла на руке брата, а Спиридон Сарианиди потирал руки и странно чмокал губами. Дэвид Хейфец подался вперёд и не скрывал интереса, а Берта Винкельман вертела в руках пинцет. Удивительно, что Стивен Хэмилтон тоже пожирал Аманатидис воспалённым взглядом и с трясущимися руками ждал сообщения об убийце.

Аманатидис дождался пока в дом вошёл Вангелос Теодоракис с полицейскими.

— Предъявите орудие убийства.

При полном молчании публики Теодоракис извлёк из пакета бутылку шотландского виски. Она не была пуста. Содержимого было две трети бутыли.

— Будь я проклят, — растерялся Арчибальд Тэйтон. — Это моё виски. Я привёз ящик.

— Совершенно правильно, и ваши отпечатки тут есть, — кивнул полицейский. — Есть и ещё одни, — он повернулся к Лоуренсу Гриффину. — ваши.

— Бог мой, я налил себе несколько глотков, но…

— Ваши оправдания никому не нужны, — заверил его Аманатидис.

— Нашли мы и отпечатки кухарки Мелетии Завилопуло. Но поверх их всех были ваши отпечатки, молодой человек, — Теодоракис повернулся к Стивену Хэмилтону.

Хэмилтон растерянно оглянулся и пожал плечами.

— Я… голова болела, я накануне немного перебрал. Я взял бутылку и отнёс к себе. Выпил немного, но мне стало ещё хуже, — пожаловался он и умолк, явно считая, что сказал всё.

— А почему ваши отпечатки расположены на горле бутылки, да ещё вверх ногами? Почему вы держали бутылку за горло?

— Я не держал… — уверенно сказал Хэмилтон и вдруг, побледнев, умолк, вспомнив.

…Тэйтон тогда на лестнице препирался с Хейфецем, они обсуждали Галатею, Хейфец ещё разозлил его, сказав, что супруга Тэйтона совершенно невыносима, но это её единственный недостаток. Его, Хэмилтона, просто затрясло от злости. Он вошёл к себе. Взял бутылку виски, но пить не хотелось. Беспомощность его и бедняжки Галатеи перед этими негодяями, явно замыслившими что-то недоброе, обозлила. Он в ярости выбросил бутылку в окно и понёсся в лабораторию.

Воспоминание обожгло его.

— Да, я выбросил бутылку в окно, — кивнул он. — Просто был не в себе.

Аманатидис подошёл ближе.

— Какое окно?

— В своей спальне на втором этаже.

Аманатидис уже понял.

— Ваши окна выходят в сад над обрывом?

— Да… — внезапно Хэмилтон всё понял и побледнел. — Господи, там внизу… Я… попал…

— Ну, да. Она вышла туда после возвращения с раскопа, не заходя в гостиную, поэтому Мелетия и не видела её. Она уединилась там, чтобы предаться…. м-м-м… свойственным ей забавам, и тут вы случайно разбили ей голову выброшенной из окна бутылкой. Потом бутылка соскользнула вниз с обрыва в речное русло и упала на песчаную отмель.