Перстень с печаткой - Андраш Беркеши (1986)

— Трудно поверить, что ты мог так низко пасть. Убийца тысяч людей Шликкен и гуманист Шавош, английский джентльмен, спелись! — В голосе Кальмана звучало презрение. — Ничего не скажешь, принципиальный союз!

— Боремся против общего врага, мой мальчик. Шликкен — ветеран борьбы против коммунизма. Однако не будем уклоняться от темы. Для того чтобы сделать тебя более покладистым, я захватил с собой несколько звукозаписей из коллекции Шликкена и хотел бы, чтобы ты спокойно прослушал их. — Он открыл портфель. Кальман сразу же узнал транзисторный магнитофон АК—8 завода «Виктория». — Эта звукозапись есть у нас, разумеется, в нескольких экземплярах, — предупредил Шавош и включил аппарат. Кассета завертелась, и Кальман, к своему удивлению, узнал свой собственный голос. Другой голос принадлежал, по-видимому, Шликкену, потому что он обращался к нему по имени Шуба… «Я ненавижу коммунистов, — услышал Кальман свой собственный голос. — Я не знал, что Марианна коммунистка. За что вы мучаете меня? — В течение некоторого времени были слышны всхлипывания, затем: — Если Марианна коммунистка, я… я отрекаюсь от нее, я не хочу быть изменником. Господин майор, я хочу жить».

— Ну так как? Ты узнаешь свой голос?

Кальман молчал, а Шавош продолжал:

— Негодовать ты еще успеешь. А пока слушай внимательно.

«Господин майор, прошу вас, поместите меня в одну камеру с моей невестой. От нее я узнаю все: она раскроет мне свои связи, назовет имена коммунистов. Спасите меня, господин майор. Дайте мне возможность доказать свою верность».

Кальман побледнел. С расстояния в девятнадцать лет страшно было слышать эти слова.

«…Ну-с, Шуба… Так вы узнали что-нибудь?» Да, это голос Шликкена. «Оружие в котельной». — «В котельной на вилле?» — «Да». — «Великолепно! Замечательно, Шуба!» — «Она назвала два имени. Вероятно, оба — клички: Резге и Кубиш. Третьего имени она уже не смогла произнести. Умерла».

«Какой ужас!» — думал Кальман, а голос его все звучал, и он должен был и дальше слушать его.

«…Фекете попросил меня навестить человека по имени Виола. Адрес: Ракошхедь, улица Капталан, восемь, и передать ему следующее: „Пилот прыгнул с высоты семьсот пятьдесят метров. Парашют не раскрылся. Надо использовать запасной…“ И еще: „Волос попал в суп, но я не выплюнул“.

Шавош выключил магнитофон и вопросительно посмотрел на Кальмана.

— Все правильно, — сохраняя самообладание, заметил Кальман. — А теперь я хотел бы прослушать ту часть, где записан мой последний разговор с Марианной.

— Эта часть, мой мальчик, никого не интересует. Теперь уже нет такой силы, которая могла бы доказать, что Кальман Борши не предатель, разыскиваемый органами госбезопасности с сорок пятого года. Коммунисты могут простить многое, только не измену. Может быть, они и простили бы еще тебе смерть Марианны, но выдачу Виолы — никогда!

— Никакого Виолы на самом деле не существовало! Шликкен просто провоцировал меня.

— В то время Виола еще существовал и был схвачен немцами в ту самую ночь в Ракошхеде в доме номер восемь по улице Капталан. А две недели спустя в тюрьме на проспекте Маргит его казнили.

У Кальмана потемнело в глазах.

Когда Шалго рассказал Рельнату обо всем происшедшем ночью, майор забеспокоился. Хотя Шалго ни словом не обмолвился ни о том, что Анна — агент англичан, ни о том, что за беседа была у него с Бостоном.

— Вы доложили об этом в Центр?

— Ну что вы, майор? Я не привык греть руки на чужом несчастье. Вам я рассказал, а чтобы капитан Дарре не мог передать дальше, я вовремя выключил всю аппаратуру подслушивания. Думаю, что сделал это в нужный момент. Потому что, пока я беседовал с нашим другом Бостоном, он успел упомянуть ряд интереснейших вещей, таких, которым не обрадовались бы ни вы, ни Центр.

Побледневший Рельнат испуганно взглянул на толстяка. Он не посмел даже спросить, что именно «упомянул» Бостон.

— Спасибо, Дюрфильгер.