Марджори - Герман Вук (1995)

— Что ж, скромность украшает… — Маша съела еще одну креветку, прижмурив от наслаждения глаза. — Но ты, без сомнения, актриса, дорогая. Я знаю, что говорю. И стать чем-то другим в жизни будет с твоей стороны преступлением.

— Ко-Ко в десять раз лучше меня…

— Дорогая, Ко-Ко просто деревянная чурка. Все они чурки, чурки, слышишь, абсолютные чучела, все — кроме тебя. Конечно, они бы выбрали не тебя, а Ко-Ко, но Хелен назначила тебя на роль Микадо. Бедняжка Хелен хотела как лучше. Она тебя по-своему любит. Боюсь, она не очень-то хорошо разбирается в литературе. Она посчитала, что роль Микадо должна быть самой главной…

— Маша, мисс Кимбл распределяла роли, и…

— Дора Кимбл, моя дорогая, только директор, а Хелен Йохансен — менеджер спектакля и, что еще важнее, будет писать отчет о представлении в газету. Если мисс Кимбл хочет, чтобы и на будущий год ставились спектакли, она не должна делать ничего, что может обидеть Хелен. Драматический кружок — единственное, что привязывает мисс Кимбл к жизни. Он ей замещает мужчин. Поэтому она чертовски слаженно дует с Хелен в одну дуду.

Узнав, каким образом политические интриги могут влиять на такое священное действо, как распределение ролей, Марджори была поражена.

— Так вот как я получила роль, это все правда? Прямо не верится…

— Послушай, дорогая моя, в этой школе Хелен может делать все, что захочет. — Маша начала рассказывать о политике Хантера, приводя Марджори в изумление своими откровениями о внутренних соглашениях между христианскими и иудейскими женскими общинами и о жестком распределении лакомых кусочков в виде славы и денег.

— Но это же нечестно, прямо целая государственная система подкупов! — воскликнула Марджори.

— Ну, что ты, ей-богу, Марджори! Так обстоит дело везде, во всем мире. И школа не исключение. Девушки, выполняющие всю работу, заслуживают небольшой добавки.

— Откуда ты все это знаешь? Я чувствую себя просто слепой дурой!

— Ты не интересуешься всем этим в отличие от меня. Я честолюбива. Сначала я пыталась противиться этой системе. Выдвигалась в президенты, хотела организовать чернь, девушек, не входящих в кланы. Бог свидетель, мы их превосходили численностью раза в четыре. Но есть одна проблема. Выяснилось, что у черни развит культ благородных. На один голос за меня приходилось шесть за Хелен. А, ладно! — Она протолкнула в рот креветку и запила. — У тебя, черт возьми, глаза вылезут от изумления! Сколько тебе лет?

— Мне будет восемнадцать в этом месяце.

— Милосердный Боже, спаси и сохрани! Совсем дитя — и уже заканчивает второй курс! Да я с трудом переползаю из семестра в семестр. В Бронксе нетрудно было перепрыгнуть через один класс, я выиграла год, вот и все…

— Ты из Бронкса?!

— Прожила там всю жизнь, не считая последних полутора лет. А что?

Маша искоса взглянула не нее, красные отблески очертили темные тени вокруг глаз.

— Видишь ли, дорогая, ты можешь играть. Я бы… поклялась, что ты уроженка района Центрального парка.

— А сколько тебе, Маша?

— Ох, дорогая, я старая карга. Древняя, потрепанная жизнью, измочаленная старуха двадцати одного года.

Марджори засмеялась. Выпивка давала о себе знать. Она находила Машу все более и более очаровательной, а все это китайское окружение перестало ее пугать.

— Маша, ты мне скажешь одну вещь, только абсолютно честно? Для меня это ужасно важно. Почему ты считаешь, что у меня есть способности, чтобы стать актрисой? Только потому, что пару раз увидела меня на репетициях…

Маша ухмыльнулась.

— Давай пообедай со мной все-таки. Позвони своим и скажи, что занята из-за спектакля. И это будет правдой, мне нужно объяснить тебе тысячу вещей об этом представлении.

— А ты… ты мне можешь заказать что-нибудь, но без свинины? Я ее не ем.

Улыбнувшись, Маша ответила:

— Тут можно устроить целый банкет — и без свинины. Проще простого.