Венгерская рапсодия - Джастин Элиот, Шарлотта Штейн, Кэй Джейби (2014)

Снова звук, еще менее понятный. Что-то вроде короткого О, а за ним короткое У, как будто он не может решиться. Но ничего, решу за него, надо всего лишь потянуть за ленточки…

– Боже, Мэллори, – говорит он, когда видит уже не только очертания моей груди.

Когда я распахиваю ночнушку, он уже дрожит, совсем немного, но достаточно для того, чтобы я почувствовала себя восхитительной.

Я даже не подозревала, что можно испытывать такое, когда мужчина на тебя смотрит. Обычно на мне уже кожаный корсет и трусики с открытой промежностью, но мы все еще даже не близко к дрожи, сильному возбуждению и оооооо, его свободная рука медленно тянется ко мне. Уверена, он умирает от желания сделать что-то абсолютно безобидное, например, положить непорочную руку мне на коленку.

Но дело в том, что я не хочу безобидного. Мне кое-как удалось затащить в постель этот магически притягательный и загадочный лакомый кусочек. Сейчас не время для осторожностей.

– Положи руку на член, – говорю я ему, – но тут он меня удивляет.

Его голос хриплый, потерял всю свою форму, но ему каким-то образом удается говорить. Дрожа, он все еще способен сказать мне:

– Она уже здесь.

Мой клитор набух, болит и молит, чтобы его потрогали. Для него будет уже слишком, если я просто проведу рукой между ногами. Просто это будет честно, если учесть, чем сейчас занят он. Очевидно, что он мастурбирует под едва приподнимающейся простыней.

– Тебе приятно? – спрашиваю я, в ответ он отворачивает голову от подушки. – Тебе приятно самому себя ласкать?

– Хмм, – говорит он, и его рука под простыней задвигалась быстрее.

– Выглядит неплохо, мне хочется сдернуть простыню и увидеть, как ты дрочишь свой большой член, ведь ты большой, не так ли?

Я почувствовала тебя, раньше, толстый и твердый и, казалось, готовый продолжать вечно.

– Думаю, я… – старается он, но едва ли может продолжить. – Возможно.

– Ты чувствуешь, что он большой, в твоей руке, сейчас.

– Да, боже, да.

– И ты весь скользкий, не так ли? Этот звук… это ведь смазка?

На этот раз он стонет в ответ. Глаза закрыты, верхняя губа вытянулась в эту тонкую-тонкую линию.

– Или ты настолько возбужден, что уделал все вокруг?

Снова стон, мне это так незнакомо и так будоражит, как трахаться прилюдно, разумеется, я знаю, почему. Потому что очевидно, что этот стон в данном случае означает: он отвечает да, хоть и без слов.

– Ооо, это так грязно, – говорю я ему, но он этого даже не заметил.

А вот слово «грязно», напротив, заставило его всего вздрогнуть, после чего он начинает словно… прыгать на кровати. Словно трахает невидимую вагину.

– Так хорошо, малыш? – спрашиваю я, хотя в этом и нет необходимости.

Свободная рука сжалась в кулак, сминая простыни, и через мгновение после этого острейшего напряжения он поднял на меня глаза.

Разумеется, похоть не позволяет ему открыть их широко, но важно не это. Важно то, что он поймал мой взгляд и продолжает дергать свой член. Боже, как бы я хотела заговорить его до оргазма.

– Сделай это, – говорю я. – Кончи ради меня.

Кажется, что большего и не требовалось, как только прозвучало слово «кончить», он наклонился вперед, его рука чуть не рвет зажатую в ней простынь. Его рот приоткрыт, и из него доносятся ранее запертые там звуки, он жадно пожирает меня глазами в момент удовольствия.

Он кончает. Кончает.

Серьезно, кажется, что это длится вечно. Не думаю, чтобы мне когда-то доводилось встречать мужчину, который бы так кончал, абсолютно необузданно и отчаянно. Один раз он даже назвал меня по имени, и оно прозвучало не тихо.

Я даже могла поверить, что внутри он не был нем как рыба, совсем нет.

Глава 4