Любовники - Кэтлин Уинзор (1997)

Джасинта выпрямилась на сиденье и почувствовала, как горячий комок медленно опускается в ее желудке.

— Ушел!

— Не навсегда, — успокаивающе произнесла Шерри. — Он всегда покидает это место в такое время года. И знаешь, снег будет валить долгие-долгие месяцы…

— Его не будет долгие-долгие месяцы? О нет! Он не может так…

— Весной он вернется. А если не этой весной, то, значит, следующей. Когда-нибудь обязательно вернется. — Голос Шерри был ласковым и дружелюбным, она говорила очень медленно, словно давая Джасинте возможность постепенно привыкнуть к этому потрясению. — А пока его не будет, — добавила она мягко, — мы станем утешать друг друга.

Но Джасинта сидела в немом оцепенении. Вот уж чего никак нельзя было ожидать! Сейчас ее мало что удивляло в этом мрачном месте, но кто бы мог подумать, что он станет отсутствовать столь долго. В конце концов, ведь это же его владения, не так ли?

— Почему он уходит? — наконец спросила она.

— Никому не ведомо, почему он вообще что-либо делает. — Воцарилась тишина, и спустя несколько минут Шерри продолжила: — Ты будешь очень сильно удивлена тем, насколько прочными окажутся воспоминания обо всем, что с тобой произошло.

Джасинта зарделась и спросила:

— Правда?

— Действительно, это очень мудро с его стороны — уезжать отсюда на время.

— Мудро?

— Конечно. Только представь себе, как ты обрадуешься, когда снова встретишься с ним!

Голос Шерри вновь звучал весело и бодро, и Джасинте показалось, что она полностью пришла в себя после былого смущения и волнующих впечатлений этого дня. И почти забыла об ужасной сцене, свидетельницей которой стала совсем недавно. И еще ей показалось, что уже удалось оправиться от известия о его отъезде.

Как бы там ни было, похоже, к Шерри вернулись бодрость и душевное спокойствие. Она снова стала радостной, смеющейся Шерри, какой была почти всегда.

Увы, о Джасинте сказать этого было нельзя. Ей представлялась картина их совместного времяпрепровождения, растянутого на долгие месяцы, Рядом с Шерри, веселой, радостной, легкомысленной, добросердечной, Джасинта видела себя — угрюмую, замкнутую, погруженную в невеселые мысли и воспоминания. Ведь ей останется только ждать, ждать, в то время как у Шерри эти месяцы пролетят совсем незаметно, ибо будут отданы обычным житейским удовольствиям.

— Джасинта, дорогая, — продолжала Шерри. — Не надо грустить. Нам предстоит сделать столько всего разного! Ну полно тебе! Мы займемся вышиванием, сделаем симпатичные абажурчики на лампы, изготовим очень миленькие шкатулочки из веточек и листьев, станем собирать гербарий. И, наконец, мы же будем вместе! И сумеем развлечь друг друга! Правда?

Снег падал, не переставая, и земля покрывалась белым одеялом, которое с каждой минутой становилось все толще. Деревья и земля стали совершенно белыми. А воздух был одновременно и теплым и холодным. «Как смерть, — подумала Джасинта. — Я прекрасно помню это».

— Да, — согласилась она безрадостно. — Думаю, именно этим мы и займемся… — Спустя несколько секунд Джасинта вновь повернулась к Шерри. — Куда же он ушел?

— Боже, дорогая! Я и представления не имею, куда он исчезает. Об этом не знает никто. Да выбрось из головы все мысли о нем. Нельзя же постоянно думать об одном и том же. Какая тебе от этого польза?

— Никакой. Просто я люблю его.

Тут выражение лица Шерри стало задумчивым и серьезным. Она мягко обняла дочь за талию и крепко прижала к себе.

— Я знаю, что ты любишь его. И что он любит тебя.

Джасинта повернула голову и пристально посмотрела на Шерри. Их лица оказались совсем близко, и были они почти такие же белые, как снежинки, непрестанно падающие на землю. Их темные волосы развевались на холодном ветру. А черные глаза смотрели друг в друга.

Джасинта покачала головой.

— Но он же избрал тебя, а не меня.