Любовники - Кэтлин Уинзор (1997)

И еще подумал, как, наверное, развеселились бы его друзья, узнав, что Торстен так сильно испугался девушки, да еще такой, как Дульчи. Они вообще не поверили бы в такое. В его ушах зазвенел женский смех, это смеялись те, чьи сердца разбивались вдребезги от одного созерцания его мужских достоинств.

Он мысленно уверял кого-то, что в состоянии все объяснить. Главная причина случившейся с ним фантасмагории — ее, Дульчи, невиданная красота. Ведь она так молода, что приходится быть крайне осторожным, чтобы не причинить ей боль. Красота делает ее еще более уязвимой, поэтому и нельзя позволить себе хоть самую малость навредить ей… «И еще, чтобы быть окончательно честным: она настолько молода, что я не могу довериться ей. Она думает, что любит меня, но еще слишком юна, чтобы разобраться в своих чувствах и в своих поступках». Вот такие мысли обуревали его, а приятели и соблазненные им женщины хохотали и хохотали… Наконец он стер их из памяти одним мановением руки, перевернулся на живот и мгновенно заснул.

Эрик забыл открыть перед сном окно и поэтому проснулся весь в поту, не понимая, где находится и что с ним. В нем витали остатки тревожного сна, который настойчиво обволакивал его, толкая в новую пропасть ужасных переживаний. Он взял себя в руки, сделав неимоверное усилие, разлепил веки и увидел за окном бледно-зеленые сумерки и тонкую красную полоску на горизонте, которая постепенно затухала. Он повернулся на бок и увидел пантеру, лежащую рядом. Ее лоснящаяся шкура едва касалась его тела. Торстен в ужасе вскочил.

— Как ты здесь очутилась?! — вскричал он. Ведь можно было поклясться, что этого больше никогда не случится.

Животное изящным, плавным движением повернулось к нему и теперь пристально разглядывало его.

— Какая разница, как я сюда попала? Главное, что я здесь, не так ли?

У этой чертовой зверюги, оказывается, имелась некая логика, приводящая Эрика в бешенство. Он действительно испытал приступ ярости, поскольку ни за что на свете не принял бы увиденное им за непреложный факт, если бы все происходящее не угрожало ему так сильно. А очевидность заключалась лишь в мощи ее челюстей, клыков и мышц, да еще когтей, пока что спокойно лежащих на порванной простыне.

— Это ведь она послала тебя сюда, не так ли? — спросил Эрик укоряющим и в то же время раздраженным голосом. Он вовсе не пытался как-то задобрить ее.

— Она? — грациозно изогнувшись, переспросила пантера, весело улыбаясь.

— Только не прикидывайся, что не знаешь, о ком идет речь! К чему нам делать вид, что мы не понимаем друг друга? И ты не хуже меня понимаешь, что происходит! — С этими словами он направился в ванную, сполоснул лицо и шею и снова остановился напротив пантеры, вытираясь полотенцем. — Я тоже могу кое о чем рассказать тебе.

— Да? — очень вежливо проговорила пантера. — Слушаю.

— Со вчерашнего дня все изменилось. И я больше не боюсь тебя. Меня не волнует, что ты сделаешь со мной. Ешь меня, если тебе угодно!

Пантера улыбнулась и вновь легла на бок; ее большие глаза зловеще мерцали в полумраке комнаты. Спору нет, это было самое прекрасное зрелище, когда-либо увиденное Эриком; вдобавок к ее красоте она обладала какой-то удивительной утонченностью, какой-то особой рафинированностью, ей была присуща чисто человеческая мягкость, что делало ее еще более коварной и способной к обману.