Любовники - Кэтлин Уинзор (1997)

Именно это имела в виду Шерри. Однако Джасинте, молча сидевшей рядом с ней, так не хотелось этому верить!

Безусловно, он был не таким. Но даже если и таким, то никак не мог повести себя подобным образом с ней. Женщины, над которыми он любил издеваться, очень уж сильно отличались от нее; им не были даны лучшие ее качества. Да, да, у них не было тех свойств натуры, благодаря которым Джасинта всегда чувствовала себя неотразимой и сильной, благодаря которым ни он, ни какой-либо другой мужчина просто не мог скверно обойтись с ней. Ибо ему помешал бы сделать это стыд или способная заменить его иная внутренняя сила.

Ну конечно же, ночью не было и намека на то, что с его стороны последует что-то плохое. Его нежность к ней оказалась действительно сверхъестественной. Да, именно так, его страсть, безграничная и ничем не управляемая, делала ее саму необыкновенно сладострастной.

Как же он мог после всего этого плохо обойтись с ней?

Конечно же, Шерри ошибалась, но ошибалась преднамеренно. Ей хотелось напугать Джасинту, заставить ее ощутить себя рядовой жертвой его страстного, алчного, неуемного желания. Такой, какой была сама Шерри.

А потом, к удивлению Джасинты, по всему ее телу разлилась волна несказанного наслаждения; казалось, оно переполняет грудь, вызывая жар и приятное покалывание. С удивительной отчетливостью вспомнились его сокрушительная сила, красота и чувственность, которые заставляли цепенеть ее всю, подавляли ее волю и решимость.

Это ощущение было настолько удивительным, настолько неожиданным и до такой степени приятным, что у нее едва не остановилось дыхание, а глаза стали огромными и зажглись каким-то странным искрящимся светом. Хотя все, что он заставил ее испытать прошлой ночью, могло оказаться лишь намеком на нечто более серьезное, все же пережитое — не только воспоминание, но и обещание чего-то иного тоже.

Возвращаясь к событиям минувшей ночи, трудно было не удивиться до крайности.

Как же все случилось? Как ему удалось полностью лишить Джасинту самоконтроля?

И, чувствуя, что лицо ее вспыхнуло от виноватого смущения, она мельком взглянула на Шерри, чтобы проверить, заметила ли та ее состояние. Однако, к превеликому счастью, Шерри смотрела совсем в другую сторону.

«Никогда не позволю случиться такому еще раз», — мысленно пообещала себе Джасинта и с огромным облегчением вздохнула.

Ибо Шерри любила его и полюбила раньше ее. Значит, он принадлежит именно Шерри, а не ей.

«В конце концов, она — моя мать и самое дорогое на свете существо, особенно теперь, когда я навеки потеряла Дугласа. И кроме того, Шерри — единственный человек, который способен хоть как-то утешить меня в этом заброшенном месте. Даже если я смогла поступить столь скверно, выступив в роли ее соперницы; даже если у меня обнаружились такие отвратительные качества, я все равно не могу доверять ему. Как говорит Шерри, ему удается быть и не очень жестоким по отношению к самым ранимым и уязвимым женщинам, но он сам сказал мне, что никогда не любил, и я знаю, что это правда. Поэтому, даже если он и не держит при себе женщин специально, чтобы, мучая их, получать удовольствие, то, не испытывая к ним любви, все равно доставляет им мучения. Ведь что может быть хуже этого: когда ты любишь мужчину, а он тебя — нет. Это — ужаснейшее из страданий».

Ей не хотелось доискиваться особых причин, которые побудили бы ее отказаться от него, поскольку в любом случае придется сделать это. Ее любовь к Шерри была намного сильнее любви к себе.

Вдруг Шерри повернула голову и невинно улыбнулась Джасинте.

— Дорогая, я говорю об этом лишь для того, чтобы хоть как-то защитить тебя, — сказала она.

Джасинта опять сникла, глядя одновременно со смущением и благодарностью. Ей было очень стыдно.

— Спасибо тебе, — прошептала она.