Непутевая - Лиза Альтер (1997)

Но у нее был дьявольский оппонент — высокая, интеллигентного вида женщина, отпускавшая ехидные замечания, вроде: «Что конкретно ты здесь делаешь, человек? Вокруг рушатся миры, а ты играешь в крестьянку. Это своего рода наркотик, человек».

Эдди надменно ответила:

— Мало сказать, что ты против войны или против затеявшего ее общества. Мало выступать против смерти. Надо бороться за жизнь. Нельзя одновременно критиковать общество и в то же время пожинать его плоды. Надо производить, а не только потреблять. Мало верить в определенные вещи — надо жить по их законам.

— Я живу по своим законам, — возразила женщина и с омерзением посмотрела на кучу навоза. — И не в глухой дыре в Вермонте, а в Бостоне. Я преподаю в университете. Я изменяю общество, воздействуя на умы студентов — будущих лидеров угнетенных слоев общества. Нет более радикального способа борьбы для одной личности, чем преподавание. А ты торчишь в этом заснеженном углу и сама себе морочишь голову.

Эдди и эта женщина были достойными противниками. Они могли бы спорить весь фестиваль.

— Дерьмо собачье! — крикнула Эдди. — Ловко же ты устроилась в своем храме, где каждый студент смотрит тебе в рот и верит каждому слову! У них такое же происхождение, как у тебя, те же мысли, они повторяют твои слова. Настоящая жизнь не там! Она — среди народа, который презирает тебя. Вот повернуть его лицом к революции — это подвиг! Да, мы работаем бок о бок с простым народом! Мы вторгаемся в их умы и одерживаем победы над их сердцами!

Я вопросительно подняла брови. Неужели она говорит о нас — изгнанных из Старкс-Бога и вступивших в борьбу с этим самым народом? Я повернулась и побрела назад.

Группа Лаверны — «Женщина и ее тело» — расположилась в моей спальне на первом этаже. Очаровательные зрительницы окружили Лаверну, сидевшую в кресле с подтянутыми к плечам коленями — вылитая курица, подобравшая крылья. С помощью зеркала, пластмассового расширителя и фонарика, она к восторгу собравшихся, демонстрировала, как увидеть собственные половые органы. Я, не в силах сдвинуться с места, тоже глазела на красную мокрую дырку, но — разрази меня гром! — не могла понять, зачем кому-то понадобится рассматривать свою шейку матки. Но задать этот вопрос — значит услышать в ответ: «Буржуйка!»

Я продолжала обход. В гостиной расположилась группа Моны — «Женщины и месть». На полу лежала женщина в майке с надписью «Религиозная сестринская община — это сила» и горько плакала. Мона и все остальные сидели вокруг на коленях и гладили вздрагивающее тело.

— Спокойно, — тихо говорила Мона. — Мы все — сестры. Мы тоже были на твоем месте. Продолжай. Переложи свое бремя на нас.

— Ну вот, — выдохнула женщина, — я сказала ему, что беременна. Я думала, он обрадуется… — Она затряслась от новых рыданий. — Он встал, я решила, что он поцелует меня, подбодрит, а он… знаете, что он сделал? Он дал мне пощечину. Я слетела со стула, а он закричал, назвал меня шлюхой и сукой и обвинил, что я поймала его в ловушку. — Она забилась в рыданиях, а Мона, поблескивая своими темно-вишневыми линзами, начала массировать ей виски.

— А ты? — тихо спросила она.

— Я просто лежала на полу. Я была сбита с толку, я не ожидала такой жестокости. Я любила его. Он знал, что до него у меня никого не было. Я не верила, что он ударит меня. Он всегда был нежен и ласков. А потом он ударил меня в живот. У него на ногах были армейские ботинки, и он ударил очень сильно. Закричал, что не собирается связываться с такой шлюхой, и все бил и бил в живот… — Она снова зарыдала. Кто-то похлопал ее по груди. На всех лицах царило зловещее выражение.

— И что дальше? — грозно спросила Мона. Я никогда не замечала, что у нее такое мстительное лицо.