Непутевая - Лиза Альтер (1997)

— Конечно. Но мне пришло в голову, что то, что происходит в лаборатории, отличается от реальной жизни. Бердсалл пишет, что они едят только пережеванную родителями пищу, но моим птенцам придется научиться переваривать другую еду. Похоже, они ее усваивают. Ты согласна?

— Конечно. Попробуй дать им яблоко. Натри на терке. Я читала в энциклопедии.

После обеда они снова смотрели «Тайные страсти».

— И на что нам это нужно? — снисходительно улыбнулась мать. — Подумать только, сколько классики я не прочитала!

— Мы все на этом крючке.

— Да. Но мне действительно неинтересно, что случится с этими персонажами.

— Ну, ну, мама. В душе мы с тобой бессовестные сплетницы.

— Что ж, притворимся, что нам просто любопытно, почему миллионы американок каждый день приникают к телевизорам.

— Ладно.

В этот день серия была покороче. Фрэнк обнаружил, что отец его ненаглядной дочки — двоюродный дядя зятя его жены и что она до сих пор встречается с ним и принимает от него подарки. В душещипательной сцене он выгнал Линду из дома и запретил видеться с дочкой. У Джинни внутри все оборвалось.

— Знаешь, — сказала она во время рекламной паузы, — я возмущена. По-моему, этот Фрэнк прекрасно знал, что Марти — не его дочь.

— Откуда? Ему это и в голову не приходило.

— А тебе не кажется, что он переборщил с Линдой?

— Почему?

— Неужели секс — самое главное? Стоит ли так суетиться?

Миссис Бэбкок задумчиво посмотрела на дочь.

— Секс вне брака вульгарен, дорогая.

Джинни не успела возразить: фильм продолжился, и они замолчали. Целых полчаса Фрэнк пытался объяснить своей трогательной дочурке, что ее мама уехала навсегда. Джинни до слез тронули детская недоверчивость и страдания, тем более что она знала из психологии: ранняя утрата любящей матери предрасполагает человека к депрессии в зрелом возрасте.

— По-моему, — грубо сказала она, — ребенку в этом возрасте плевать, кто его настоящие родители.

— Детям необходима мать, — ответила миссис Бэбкок.

— Черт побери! И не только одним детям! — крикнула Джинни.

Вечером она направилась по знакомой тропинке в летний домик. Она шла рядом с Клемом, Максин — сзади. Снаружи домик ничуть не изменился. Дверь была заперта на замок и цепочку, но теперь над ней висела вывеска «Святой Храм Иисуса». У двери толпились человек шесть. Джинни никого не знала. Скорей всего это были фермеры с окрестных ферм. Они были одеты в отутюженную темнозеленую рабочую одежду и аккуратно причесаны. Некоторые принесли инструменты в футлярах. На женщинах были пестрые платья, носочки и платки. К Клему и Максин они обращались с почтением: «Сестра Клойд», «Брат Клойд». С тех пор, как сгорела ферма Свободы, Джинни не слышала, чтобы люди так называли друг друга. Брат Клойд представил ее как своего старого друга. Она поняла: он верит, что она не расскажет «сестрам» и «братьям», чем занимались они на полу Святого Храма почти десять лет назад.

Сегодня Джинни принарядилась: надела свое крестьянское платье и даже намочила волосы в тщетной попытке немного их пригладить.

На каменном полу в несколько рядов стояли грубые скамьи, а перед ними — помост. Мебель была та же — Клем сделал ее в детстве, — но книжные полки заставлены не душещипательными романами, а потрепанными сборниками церковных гимнов. Маленький столик, на котором она сидела перед отъездом в Уорсли, превратили в алтарь, накрыв белой скатертью с бахромой. Над ним на стене висел простой деревянный крест. По каменному желобу все так же струилась прохладная вода.