Непутевая - Лиза Альтер (1997)

— Неужели? Уже десять минут, как он вышел на улицу.

— Вы уверены?

Он кивнул. Я подскочила и вылетела из ресторана. Я обегала весь район, а потом решила, что он устал и вернулся в отель. Хока там не было. Остался только его рюкзак.

Я упала на противную постель и провалилась в тяжелый сон.

Утром я обошла несколько офисов борцов за мир, но никто не хотел мне помочь. В конце концов я поняла, в чем дело. Меня принимали за брошенную жену. Я пошла в парикмахерскую и сделала стрижку. Купила пестрое деревенское платье и кожаные босоножки ручной работы и в этой маскировке снова пустилась на поиски. Кое-кто знал его, но не видел уже несколько месяцев. Мне даже дали его старый адрес. На окраине я разыскала облупившийся дом. Толстая женщина за конторкой помнила Хока, но тоже давно не видела. Я пошла в полицию и написала заявление о пропаже человека.

Спустя пару дней я предприняла еще одну попытку найти его знакомых. Я предположила, что он пришел в себя и вернулся к старым друзьям. Я побывала в их притонах, но тщетно. Что делать? Я решила устроиться официанткой, снять комнату и искать своего героя. Что еще оставалось мне в этой жизни?

Я вернулась в Старкс-Бог за вещами. Автобус остановился прямо у дверей Айриного офиса. Я несла почти пустой рюкзак Хока, оставив его пожитки в камере хранения на автостанции в Монреале.

Айра побледнел, увидев меня, но привез на своей красной пожарной машине домой и дал письмо. Миссис Янси приглашала меня в Халлспорт побыть с матерью, которая лежит в больнице с нарушениями системы кровообращения. По пути в аэропорт Айра сказал, что не допустит, чтобы Венди когда-нибудь увидела меня. Ей было плохо, но теперь она счастлива в семье Анжелы. «Исчезни из нашей жизни», — повторил Айра.

Глава 14

Суббота, 22 июля.

Джинни смотрела на спящую мать. В носу — тампоны, между ног — прокладка, на руках и ногах — новые синяки. Правый глаз перевязан. Температура повышена.

Каждый день могло произойти новое кровоизлияние. Почти неделю мать не вставала с постели, ни с кем не разговаривала. То входили, то выходили медсестры. Джинни казалось, что тело матери, словно яблоко: когда-то наливное, а теперь — упавшее и гниющее. Как у яблока, главным смыслом его существования было одно: растить семена новой жизни. А когда эти новые жизни — Карл, Джим и сама Джинни — стали спелыми яблоками, функции матери были выполнены и она слегла в больницу. Ее тоже использовали. Это несправедливо. Но она сама всегда утверждала, что в жизни нет справедливости.

Джинни вышла в коридор. Из палаты тренера доносилось: «Вон! Убирайся! Без всяких «но»!»

Непонятно, чем живет тренер: прошлым или настоящим? Кричит ли он оттого, что лежит в больнице, или переживает какую-то драму в прошлом?

В дверях палаты миссис Кейбл стояла сестра Тереза, а рядом с ней дрожал от ярости мистер Соломон.

— Женщина страдает, сестра Тереза!

— Откуда вы знаете, мистер Соломон? Человек — больше, чем биологический механизм. Может, душа миссис Кейбл счастлива в этом, насколько мы можем судить, страдающем теле?

— Невмешательство достойно порицания ничуть не меньше, чем преступление, — кипятился мистер Соломон. — Я не могу лежать по соседству и слушать ее стоны, зная, что могу облегчить ее боль. Дайте ей отдохнуть, сестра! Отдохнуть в огромной черной пустоте по ту сторону.

— Это не сострадание, мистер Соломон. Вы думаете не о ней, вы хотите облегчить себе жизнь, не слыша ее стонов. Если бы вы действительно сочувствовали миссис Кейбл, то не возмущались бы тем, как она выполняет то, что начертано ей судьбой.

— Судьбой! Снова глупости! Нет никакой судьбы, сестра. Есть жизнь. И единственное, на что человек способен, — это прожить ее как можно безболезненней. Отойдите, сестра! Позвольте мне войти! — Он беспомощно схватил ее крепкую руку.