Счастливый билет - Маурин Ли (2012)

— Не стоит. Терпеть не могу, когда меня жалеют. В конце концов, я очутилась в хорошей компании. Я задумалась о том, чтобы вернуться домой, обратно в Питтсбург, но ровно на одну минуту. Я сказала себе: «Проклятье, нет. Я приехала сюда, чтобы сколотить состояние, и, Господь свидетель, я своего добьюсь». К тому времени я уже успела привыкнуть к деньгам, и мысль о том, чтобы работать официанткой или продавщицей в каком-нибудь занюханном магазине, где владелец будет дышать мне в затылок, меня не прельщала. У меня была подруга, замужняя, которая и рассказала мне об этом агентстве — первоклассном эскортном агентстве. Она сама работала там всего один день в неделю — по средам, — чтобы покрыть расходы на содержание дома. А ее муженек, похоже, так и не заметил, что они вдруг стали есть самые лучшие бифштексы. — Глория иронически улыбнулась. — А может и заметил, но предпочел промолчать. Не зря же говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Когда подруга рассказала мне об этом, я тоже, как ты, соглашалась, но все время повторяла: «Да, но…»

— Но потом ты сдалась, — подсказала Лиза.

— Скорее во мне победил здравый смысл. Все оказалось легче, чем я думала. Агентство отправляет нас, девушек, только к тем клиентам, которые останавливаются в первоклассных отелях, и никогда по частным адресам, как делают некоторые. — Глория взглянула на Лизу с лукавой улыбкой. — Если интересно, я могу дать тебе рекомендацию.

Лиза содрогнулась.

— Нет уж, спасибо, — быстро ответила она. — Я, пожалуй, лучше буду работать официанткой.

Впоследствии ей было стыдно за свое поведение. Она никогда никому не призналась бы в этом, но временами, думая о том, чем занимается Глория, Лиза вдруг замечала, что воображение уносит ее в такие дали, которые никак не назовешь неприятными.

Лалли поинтересовалась:

— Ты съешь этот огурец, когда закончишь?

— Съем, — отозвалась Глория. — Это полезно для желудка.

— Ох, да заткнитесь вы обе! — с раздражением воскликнула Рома.

— С какой стати? — спросила Лалли. — Не хочешь — не слушай.

— Я не могу не слушать.

— И о чем же ты хочешь поговорить? — осведомилась Лалли.

Рома пожала плечами.

— Ни о чем.

— И ты думаешь, что мы будем сидеть и молчать — да еще в воскресенье утром?

Рома бросила на Лалли недовольный взгляд, но ничего не сказала. Уголки ее полных губ обиженно поникли. Какой бы механизм в мозгу ни заставлял людей улыбаться или смеяться, у Ромы он отсутствовал начисто. Ее потрясающая внешность не приносила ей счастья. Она все время была хмурой и недовольной, как будто в теле ангела жила древняя старуха.

— Завтра ни у кого из вас нет съемок? — вдруг спросила она.

— Нет, — хором ответили все трое.

Лиза не призналась бы ей, даже если бы это было не так, особенно после истории с «Парамаунтом». Очевидно, Лалли и Глория думали так же. Рома не испытывала угрызений совести, когда нужно было пойти по головам, чтобы получить работу.

— Я не снималась уже несколько недель, — пожаловалась она. — А два последних раза я изображала труп.

— У тебя, наверное, это здорово получается, — съязвила Лалли. — Из тебя выйдет бесподобный труп.

Рома уставилась на нее и слегка нахмурилась. Начисто лишенная чувства юмора, она иногда не могла понять, шутят люди или говорят серьезно. Внезапно она вскочила с кресла и вышла из комнаты.

— Она ушла? — Глория приподняла дольку огурца с правого века.

— Лалли оскорбила ее в лучших чувствах, — сказала Лиза.

— У Ромы нет никаких чувств, за исключением самых неприятных, — с негодованием парировала Лалли. — А мне нравится задевать дурные чувства. Если бы она была способна испытывать нормальные чувства, мне бы и в голову не пришло их задевать. Роме нужно вставить в задницу петарду, тогда она, быть может, поймет, что способна на настоящее чувство.