Кимоно - Джон Пэрис (1997)

— Итак, если капитан Баррингтон захочет пойти со мной в присутственное место Акасаки, в Токио, и показать, что он отослал миссис Баррингтон обратно к ее семье, тогда развод закончен. Миссис Баррингтон станет опять японской подданной. Ее фамилия будет Фудзинами. Она опять будет принадлежать своей семье. В этом и заключается просьба к вам.

— А деньги миссис Баррингтон? — спросил саркастически Джеффри. — Вы о них забыли?

— О нет, — был ответ, — мы не забыли о деньгах. Мистер Фудзинами вполне понимает, что развестись с миссис Баррингтон — большой убыток. Он согласен дать значительную компенсацию, какую пожелает капитан Баррингтон.

К удивлению Ито, его жертва отошла от стола и больше не вернулась в комнату. Тогда он стал расспрашивать слуг об образе жизни капитана Баррингтона и узнал от бой-санов, что великан-англичанин пьет много виски с содовой, но не говорит ни с кем и не ходит в публичные дома. Возможно, что он немного помешан.

Ито возобновил деловой разговор на следующий день. За это время Джеффри пришел к определенному решению. Он сказал, что, если ему устроят свидание наедине с Асако, он обсудит с нею проект развода и даст согласие, если она будет просить его об этом лично. После некоторого колебания адвокат согласился.

Последняя встреча мужа и жены имела место в конторе Ито, где Джеффри побывал уже однажды, производя свои расследования насчет имущества Фудзинами. Сцена для свидания была выбрана удачно, как раз для того, чтобы устранить возможность возрождения прежних чувств. Полированная мебель под красное дерево, пурпурные плюшевые кресла, позолоченные французские часы, грязный бюст Авраама Линкольна, многоязычная юридическая библиотека останавливали всякое нежное слово и благородный порыв.

Японцы инстинктивно понимают влияние неодушевленных предметов и пользуются этим знанием с беззастенчивостью, которую грубые иностранцы отгадывают слишком поздно, если отгадывают вообще.

Жена Джеффри вошла рука об руку с кузиной Садако. В ее наружности не было ничего английского. Она стала совершенной японкой, начиная с черной шлемообразной прически и кончая маленькими белыми ногами, обтянутыми в пыльные носки. Не было рукопожатия. Обе женщины сидели неподвижно в креслах у стены, удаленной от Джеффри, как две ласточки, неудобно зацепившиеся за неустойчивую проволоку. Асако держала веер. Было абсолютное молчание.

— Я желал видеть мою жену одну, — сказал Джеффри.

Он говорил Ито, который, улыбаясь смущенно, посмотрел на обеих женщин. Асако кивнула.

— Я совершенно ясно изложил вам, мистер Ито, — сказал Джеффри с досадой, — мои условия. Я считаю, что было оказано давление на мою жену, чтобы удержать ее вдали от меня. Я обращусь в свое посольство, чтобы вернуть ее.

Ито тяжело дышал. Это был оборот дела, которого он в высшей степени опасался. Он повернулся к Садако Фудзинами и быстро заговорил с ней по-японски. Садако что-то зашептала на ухо кузине. Потом поднялась и вышла вместе с Ито.

Джеффри остался один с Асако. Но действительно ли это прежняя Асако? Джеффри часто видел японских леди из высшего света в гостиной токийского отеля. Он находил, что они живописны, с утонченными манерами, одеваются с изысканным вкусом. Но они казались ему какими-то нереальными, выходцами из мира привидений, скользящими тенями.

Он теперь понял, что его прежняя жена сделалась вполне японкой, человеком, совершенно отличным от него самого, гостем из другой, чуждой среды. Больше не могло быть и мысли об объятиях и поцелуях. Теперь вопрос был уже не о Яэ Смит, осуждении или прощении. Он был англичанин, она — японка. Они были уже разведены.

Асако ожидала, как жертва в застенке, готовящегося удара.

Большой человек поднялся с кресла и протянул руку жене.

— Простите меня, маленькая Асако! — сказал он очень мягко. — Вы совершенно правы. Это было ошибкой. Прощайте, и да благословит вас Бог!