Кимоно - Джон Пэрис (1997)

Асако и повар ожидали у открытых шодзи, тупо смотря на тело Ито. Наконец повар сказал, что ему необходимо уйти за чем-то. Он не вернулся. Асако звала его, но ответа не было. Она пошла искать его в его маленькой, в три циновки, комнатке у кухни. Она была пуста. Он уложил в плетеную корзинку несколько своих вещей и исчез с ними.

Асако вернулась невольно к своему посту у двери гостиной. Похоже было на то, что она опасалась, как бы кто-нибудь не пришел и не украл Ито, если она отойдет. Но она не решилась бы приблизиться к телу, даже если бы ей приказали. Иногда казалось, что оно движется, пытается встать; но оно крепко прикреплено к подстилкам смолистыми нитями пурпурной крови. Иногда оно как будто говорило:

— Омела! Омела! Целуй меня, Асако-сан!

Холодный ветер порывами врывался в комнату, любопытно касался мертвого, заворачивая рукава его кимоно. Снаружи бамбуковая роща стучала будто костьми; и тающий снег падал с крыши тяжелыми глыбами.

О Хана вернулась с доктором и полисменом. Доктор раскрыл кимоно Ито и сразу покачал головой. Полисмен был в синем мундире и плаще; сабля болталась у него на боку. Он вынул записную книжку и карандаш из кармана на груди.

— Как ваше имя? — спрашивал он Асако. — Ваш возраст? Имя вашего отца и матери? Ваш адрес? Замужем ли вы? Где ваш муж? Сколько времени знали вы этого человека? Были ли с ним в близких отношениях? Вы его убили? Как вы убили его? Почему убили его?

Вопросы сыпались на голову Асако целым роем. Несчастной девушке не приходило до сих пор в голову, что подозрение может пасть на нее. Пришли еще три полисмена.

— Все, находящиеся в этом доме, арестованы, — объявил первый полисмен.

— Протяните ваши руки, — приказал он Асако. Грубые ручные кандалы были надеты на ее тоненькие руки. Один из полисменов принес веревку и обвязал ее вокруг ее талии и талии О Хана.

— Но что же я сделала? — жалобно спросила Асако.

Полисмен не обратил на вопрос внимания. Она могла слышать, как два других поднялись наверх в ее спальню, болтая и смеясь, открывая ее шкафы и выбрасывая из них вещи.

Асако и ее горничную повели из дома, как дрессированных животных. Было так страшно холодно, а на Асако не было пальто. На пути было столько прохожих. Они сердито смотрели на Асако. Некоторые смеялись. Иные дергали ее за кимоно, когда она проходила мимо. Она слышала, как один сказал:

— Это гейша; она убила своего любовника.

В полицейской части Асако подвергалась такому же сбивающему допросу, но уже со стороны главного инспектора.

— Как ваше имя? Сколько вам лет? Где вы живете? Как имена ваших отца и матери?

— Лгать нехорошо, — сказал инспектор, коренастый небритый человек, — сознайтесь, что вы убили этого человека.

— Но я не убивала его! — протестовала Асако.

— Кто же тогда убил его? Вы должны знать это, — с торжеством сказал инспектор.

— Это Танака, — отвечала Асако.

— Кто такой Танака? — спросил у полисмена инспектор.

— Я не знаю; может быть, это ложь, — отвечал тот смущенно.

— Нет, это не ложь, — настаивала Асако, — он убежал через окно. Вы могли видеть следы ног на снегу.

— Видели вы следы? — снова вопрос полисмена.

— Нет, должно быть, там нет следов.

— Вы смотрели?

— Я, собственно, не смотрел, но…

— Вы дурак! — сказал инспектор.

Ленивый допрос продолжался целых два часа, и за это время Асако по крайней мере три раза рассказала историю убийства. Ее смущал непривычный язык и все время повторяющийся припев:

— Теперь сознайтесь: вы убили этого человека?

Асако промерзла до костей. Голова ее болела, глаза болели тоже; ноги были измучены пыткой стояния. Она чувствовала, что они скоро откажутся служить.

Наконец инспектор закончил свой допрос.