Кимоно - Джон Пэрис (1997)

— Это зубочистка, — объяснила кузина Садако. — Мы называем такие палочки для еды «комочи-хаши», палочки с ребенком, потому что зубочистка внутри палочки, как дитя внутри матери. Очень смешно, по-моему.

Были супы двух сортов — великолепные; была рыба, вареная и сырая, красными и белыми ломтиками, поданная со льдом; были овощи, известные и неизвестные — сладкий картофель, французские бобы, стебли лотоса, побеги бамбука. Все надо было есть с помощью палочек — трудная работа, когда надо было отделить крылышко цыпленка или донести до рта сваренное всмятку яйцо.

Гости не особенно заняты были едой. Они как бы только развлекались ею, прихлебывая постоянно вино, куря сигареты и ковыряя в зубах.

Джеффри, по его собственному выражению, проглядел себе все глаза, когда мистер Фудзинами Гентаро поднялся со своей подушки в дальнем конце зала. В речи, полной поэтических цитат, на подбор которых, должно быть, немало труда потратили студенты из его семьи, он приветствовал Асако Баррингтон, которая, сказал он, ныне возвращена Японии как семейная драгоценность, затерянная, но обретенная вновь. Он сравнивал ее посещение с внезапным цветением древнего дерева. Это, может быть, звучит не особенным комплиментом, но он намекает не на возраст леди, а на древность той семьи, представительницей которой она является. После долгих извинений по поводу безвкусности предложенного угощения и бедности развлечений он провозгласил тост за здоровье мистера и миссис Баррингтон; тост был выпит всей компанией стоя.

Ито извлек из своего кармана перевод этой речи.

— Теперь прошу сказать несколько слов в ответ, — распорядился он.

Джеффри, чувствуя себя смешным, поднялся, поблагодарил всех за доставленное ему и его жене величайшее наслаждение. Ито переводил.

— Теперь, пожалуйста, предложите выпить за здоровье семейства Фудзинами, — сказал адвокат, по-прежнему руководя его действиями.

За здоровье мистера и миссис Фудзинами торжественно выпили все, включая и самих чествуемых лиц.

«В этой стране, — подумал Джеффри, — принято готовить застольные спичи перед обедом. Недурно придумано. Это избавляет от нервности, лишающей аппетита».

Старый джентльмен с трясущейся челюстью поднялся на ноги и приблизился к столику Джеффри. Он дважды поклонился и протянул руку, похожую на клешню.

— Мистер Фудзинами Генносуке, отец мистера Фудзинами Гентаро, — возвестил Ито. — Он удалился от мира. Он желает выпить вина с вами. Пожалуйста, вымойте вашу чашку и дайте ему.

Прямо перед Джеффри стояло что-то вроде полоскательной чашки, что он до сих пор склонен был принимать за плевательницу. Повинуясь указаниям, он погрузил свою чашку в эту посудину и подал ее старому джентльмену. Мистер Фудзинами Генносуке принял ее в обе руки, как нечто священное. Прислуживающая гейша налила туда немного зеленоватой жидкости, которая и была выпита с подсасыванием и причмокиванием. Опять поклоны; затем чашка была возвращена, и старый джентльмен удалился.

Его сменил сам мистер Фудзинами Гентаро, повторив ту же церемонию выпивания саке. И затем прошли все члены семьи, один за другим, выпивая из той же чашки. Похоже было на фигуру в лансеровской кадрили.

Каждый раз, как сгибалась и кланялась новая фигура, Ито возвещал ее имя и звание. Их имена были так же похожи, как их лица и костюмы. Джеффри мог только смутно припомнить, что ему был представлен член парламента, толстый человек с огромной, как яблоко, опухолью под ухом, и два армейских офицера, рослых, со светлым взглядом, которые понравились ему больше других. Были и разные правительственные чиновники, но большинство — деловые люди. Наверняка Джеффри мог различить только самого хозяина и его отца.

«Оба глядят, как два старых коршуна», — думал он.

Был там и мистер Фудзинами Такеши, сын хозяина и надежда семьи, бледный юноша с тонкими усами и нездоровой сыпью на лице, как зернышки малины под кожей.