Прошлое - Алан Паулс (2009)

«…Применяя вышеназванную формулу, — продолжал переводить он, — в соответствии с которой неизбежно компенсируется всякое отсутствие смысла». Римини замолчал, хотя в наушниках по-прежнему звучал голос Пусьера; продолжалось это еще несколько секунд. Римини был потрясен: перевод был закончен раньше, чем прозвучал оригинал. Никогда еще время не было таким плотным и тягучим. «А теперь что? Что еще сюда поместится?» — спрашивал он себя с изумлением и обидой, как человек, переезжающий в новую квартиру и с ужасом наблюдающий, как бригада грузчиков уничтожает при помощи мебели и груды коробок девственную пустоту очередной комнаты. Стоявший перед первым рядом ассистент выразительно посмотрел на часы и предложил аудитории задать следующий вопрос; Римини увидел, как в последних рядах из-за бетонной колонны показалась и вновь исчезла чья-то рука. Ассистент торжественно проследовал по проходу между креслами в дальний конец зала и передал микрофон, который вскоре скрылся за колонной. В зале вновь воцарилась тишина. Затем кто-то выразительно постучал по микрофону, проверяя, включен ли он; в воздухе снова мелькнула рука с белым манжетом на запястье и послышался женский голос; женщина, остававшаяся для Римини невидимой, говорила на безукоризненном французском, была явно чем-то не на шутку раздражена и обижена и не считала нужным это скрывать. «Я, конечно, не лингвист, — заявила она с самого начала, — и не уверена в том, что поняла все, о чем говорили здесь сегодня, — пожалуй, предельно ясным для меня остался лишь инцидент с разбитым графином и то, что за ним последовало. Так вот, я не владею узкоспециальной терминологией и поэтому заранее приношу извинения, если вдруг выяснится, что ответ на мой вопрос в той или иной форме уже прозвучал в ходе лекции…» — «Пожалуйста, переходите к вопросу», — перебил словоохотливую даму ассистент. Римини почувствовал себя нехорошо — неприятный голос был ему знаком. «Насколько я понимаю, этот семинар имеет статус междисциплинарного? — Женщина сделала контрвыпад, перейдя на испанский, который явно был ей родным. — И, как я понимаю, на подобных встречах приветствуются выступления специалистов в других научных областях, пусть даже далеких?» По аудитории прокатился нервный смешок. Только сейчас Римини узнал интонацию упрека, которая нервно пульсировала в этом голосе. Он устремил взгляд туда, где из-за колонны то появлялось, то вновь исчезало запястье с белым манжетом, — женщина говорила, казалось, только с ним, на каком-то особом языке, знание которого постепенно просыпалось глубоко в недрах памяти Римини. «Ну разумеется, — сказал ассистент. — Я только хотел заметить, что уже поздно и что у нас есть еще несколько вопросов…» — «Я тоже не собираюсь сидеть здесь до полуночи, так что, с вашего позволения, позволю себе продолжить, — сказала женщина и, вновь перейдя на французский, обратилась к Пусьеру: — Я работаю с телом». Римини понял, что его обнаружили, что луч прожектора с вышки осветил темный угол тюремного двора, куда он, планирующий побег узник, забился, чтобы остаться незамеченным. Деваться было некуда. Он сидел неподвижно и смотрел туда, в глубину зала, на колонну, на рукав индийской туники с белым манжетом, на микрофон, зажатый в руке… Вскоре ему был нанесен последний удар: за колонной мелькнула и вновь пропала прядь светлых волос. Кто-то словно толкнул последнюю костяшку домино, и, падая, та потянула за собой всю огромную, старательно выстроенную фигуру. Тем временем женщина, задававшая вопрос, набрала в легкие воздуху и продолжила говорить: «Я не уверена, что уважаемый профессор (а также его европейские коллеги, равно как и лингвисты вообще) знает о существовании школы Фриды Брайтенбах, школы или же метода (данная классификация подлежит дальнейшему обсуждению) — так вот, школа Фриды Брайтенбах…»

ГЛАВА ПЯТАЯ