Всему свое время - Лариса Уварова (2006)

Машина остановилась. Лика расплатилась, вышла и приказала себе не оглядываться по сторонам. Будет еще время. «Иди в квартиру, — велела она себе, — там и будешь выть». Парень помог ей с чемоданами, поднес их к самому лифту, взглянул на нее с надеждой и, набравшись смелости, проговорил:

— Может быть…

— Не может, — отрезала Лика. Парень даже несколько опешил от ее резкого тона. Ей было стыдно, и она добавила более мягко: — Не надо. Не стоит. Извините и спасибо. До свидания.

Парень сник, буркнул «до свидания» и вышел из подъезда.

Лика загрузилась в подошедший лифт, нажала кнопку седьмого этажа. Двери закрылись, лифт, вздрогнув, начал подниматься. Затем, после еще одного толчка, двери открылись. Седьмой. Квартира направо. Ключ вошел в скважину не сразу. Один замок, другой. Прежде чем открыть дверь, Лика зажмурилась. С закрытыми глазами поставила в прихожей чемоданы, шагнула внутрь, захлопнула за собой дверь, прислонилась к стене, глубоко вздохнула и только тогда открыла, наконец, глаза. Потом медленно спустилась вниз по стене и осела на пол. Слезы, сдерживаемые всю дорогу, потекли по щекам.

Три дня Лика никуда не выходила. В первый же вечер она нашла в себе силы спуститься вниз, в магазин, закупить кое-какие продукты и бутылку коньяка — именно этот напиток предпочитали родители. Вернувшись, осталась наедине со своей болью, горькими мыслями, слезами и терзаниями, а главное — воспоминаниями, о том своем прошлом, о котором последние шесть лет жизни старательно привыкала не думать.

Каждый день она; чего греха таить, прикладывалась к бутылке, в надежде, что этот «напиток богов» поможет ей преодолеть мучительную, никак не унимающуюся душевную боль. Конечно, Лика думала, что обойдется без алкоголя, но… Нет, коньяк ей здорово помогал. Начиная вспоминать, она сразу же заставляла себя выпить и вскоре впадала в прострацию, от которой тупели все чувства, а затем просто проваливалась — даже не в сон, а в какое-то странное полузабытье, полудрему. Открывала глаза — и все повторялось. Так продолжалось три долгих дня, которые в Ликином сознании запечатлелись как один — необычайно длинный и мрачный. Словно и не с ней это было вовсе.

Все это время она ничего не делала — только вспоминала, подвывала, выпивала и все больше чувствовала, что внутри нее растет злость и раздражение на самою себя. Воспоминания в основном касались детства. Даже в алкогольном дурмане, в котором Лика пребывала практически все время, она запрещала себе думать о том дне, когда все это случилось, точно так же, как и о том, что последовало за ним. Возможно, поэтому и злилась. Ведь ей, дурочке, казалось, что она приехала сюда, чтобы наконец победить этих кровожадных монстров, для чего ей надо заставить себя вспомнить тот день, перечеркнувший, нет, разрезавший ее жизнь надвое. Но вот, поди ж ты, этого как раз не получалось. Разум, даже одурманенный коньяком, не выпускал на волю те жуткие воспоминания — отказывал, предательски проваливаясь в омут отупения и дремоты. Но Лика знала — не заставит себя пережить все заново — так и останется лошадью со сломанной ногой, у которой только одно спасение — пуля, чтобы не мучилась. Знала, но ничего не могла с собой поделать…

Марина позвонила в первый же вечер Ликиного пребывания в родительской квартире. Лика говорила с ней сухо, мечтая лишь об одном — скорее положить трубку. Марина это почувствовала и после трех минут бесполезных уговоров на тему: «Может, ты все-таки вернешься?» — разъединилась. Конечно, Лика ее любила, но не сейчас. Сейчас ей никто не был нужен. Бывают ситуации в жизни, когда помочь не в силах даже горячо любимые дорогие люди. Ты должен преодолеть это только сам.