Всему свое время - Лариса Уварова (2006)

Валерка ненавидел похороны, как, между прочим, и подавляющее большинство людей. Запах свежей земли, черные одежды, вокруг многочисленные памятники и кресты наводили на него ужас. От одной мысли, что он находится среди стольких мертвых тел и сейчас еще одно — тело некогда близкого тебе человека — тоже будет зарыто и начнется долгий процесс его разложения, его пробирал озноб. Хотя вообще-то Валерка не считал себя трусом и не был им. Слишком многое пришлось ему повидать, во многих «заварушках» поучаствовать, так что ни вид крови, ни сама смерть его уже давно не пугали. Он смирился с тем, что человек в конце концов неизбежно умирает, — еще никому из простых смертных не удавалось избежать этой участи, но похороны…

Ему по-прежнему казалось, что пережить их — это свыше его сил, а поэтому всячески старался избегать в них участия с тех пор, как умерла его бабушка, которую в детстве он безмерно обожал и чуть ли не боготворил. «Сколько же лет прошло?» — спросил он себя, отводя глаза от гроба и могилы, стараясь больше глядеть в синее сентябрьское небо и на верхушки все еще зеленых деревьев.

Валерка прищурился, напрягая память. Восемь?.. Неужели восемь лет? Он покачал головой: «Как же быстро летит время»…

— Аминь! — голос священника, окончившего читать чин погребения, вывел его из задумчивости.

Валерка вздрогнул, вздохнул, перевел взгляд на покойницу. Ему показалось неестественным, что это распухшее тело, лежащее в гробу, — его родная мать. Неужели это лицо с синяками под глазами и заостренным носом ее?

Содрогаясь внутренне от отвращения, он подошел на негнущихся ногах к гробу и, закрыв глаза, задержав дыхание, едва прикоснулся губами к ее холодному лбу. Он почти ожидал, что она сейчас откроет глаза и посмотрит на него ненавидящим, мутным, всегда пьяным взглядом. Валерка сглотнул и отошел, не без интереса наблюдая, как гроб заколачивают, опускают в могилу. Затем равнодушно бросил на его крышку горсть земли и, не дожидаясь, когда могилу зароют, развернулся, пошел неспешной походкой к машине, оставленной за кладбищенской оградой.

У его матери и в лучшие-то времена друзей было немного, а в последние лет пятнадцать и вовсе никого не осталось. Так, собутыльники. Теперь Валерка со смешанным чувством жалости и отвращения разглядывал разношерстную компанию, собравшуюся на поминки. «Прямо-таки Парижский двор чудес! — подумал он, усмехнувшись. — Хотя… Разве я не мог оказаться в их компании? Быть одним из них? — спросил он себя. И ответил: — Мог». Не одари его Господь тем несгибаемым внутренним стержнем, который он постоянно чувствовал в себе всю свою сознательную жизнь, как знать, и он стал бы таким же. Предпосылки-то к тому имелись…

Видя, что компания никак не желает расходиться, Валерка решил, что пора подключать тяжелую артиллерию и отправлять все это войско восвояси. Он прошел на балкон, вынес оттуда непочатую коробку водки.

— Ну, друзья мои, — торжественно произнес Валерка, не удержавшись от улыбки. Глаза присутствующих радостно и удивленно округлились при виде бутылок. — Думаю, этого вам хватит, чтобы продолжить поминки где-нибудь в более непринужденной обстановке.

В ответ раздались одобряющие возгласы, довольные покрякивания, и «друзей» как корова языком слизнула. Валерка даже поразился тому, как оперативно, без толкучки, даже с вежливыми прощаниями они исчезли. Водку, разумеется, прихватили с собой. Остался только какой-то полупьяненький дедок с живописной бородавкой на носу и крепеньким брюшком, обтянутым хлопчатобумажной рубашкой и игриво выпирающим над чистенькими, однако уже повидавшими виды бежевыми брючками.

— А вы что же, папаша? — равнодушно поинтересовался Валерка. — Никак, дружбу с ними не водите? — он кивнул в направлении входной двери. — Или, может, водочку не уважаете?