Соблазн - Кен Шэйкин (2009)

Барбара чувствовала себя так, как будто она сидит в пироге из пиццы вместе с фрикаделькой. Стены покрыты слоем жира. Несколько рядов волос на потолке. Но пицца вкусна, несмотря на фрикадельку, мясные шарики и шарики из жира. Все лучше, чем замороженный жир. По крайней мере, этот жир свежий. Фрикаделька разговаривает, как будто насыпает холм, подчеркивая невнятные слова; отверстие на его лице вылеплено из той же самой, пропитанной жиром массы. Слюнявый рот с зубами, испачканными перцем, удерживает движущуюся жвачку. Этот мужчина явно не растворится в воде.

Она приподнимает кусок, чтобы дать стечь капле жира. Тони может использовать ее в качестве масла для волос. Возможно, ей надо стать вегетарианкой. Или уборщицей. Убирать этот грязный город. В стенах слишком много дыр. Она хочет, чтобы ее город был залит ярким светом. Светящиеся фасады, сияющие белозубые улыбки, помещенные в хорошо отреставрированные лица, благодаря прекрасной работе дантистов, сотрудничающих с пластическими хирургами в пломбировании дыр в стенах.

То, в чем она нуждается, — оживленное место, предлагающее развлечения, подходящие для детей до семидесяти лет. Поющих, танцующих или просто стоящих с напитками. То, что называется ночной жизнью. Официальное название для алкоголизма как движения. Противопоставляемое, по-видимому, дневной смерти — тому, что называется работой с девяти до пяти. У профессиональных вампиров солнечные часы предназначаются для сна. Выспавшись в гробу, они просыпаются, когда в небе появляется луна, а город скрывается под черным покрывалом, на улицах роятся существа, сосущие кровь. С крепкими зубами.

Барбара садится за руль и отправляется на юг, в ту часть, которая известна как центр города. Поток машин иссяк, его заменила армия желтых такси, следующих сквозь ночную жизнь от напитка к напитку. Она пытается представить себя на какой-то дискотеке, ожидающей чего-то, чем она не занималась последнее тысячелетие. Когда-то они понятия не имели, что следующее поколение будет притягивать к светящемуся стробоскопу, как насекомых к огню в темную ночь. Если поездить вокруг достаточно долго, то, она уверена, можно будет увидеть толпу химически измененной молодежи, готовящейся к переселению, ожидающей на холоде слабого шанса быть допущенной в святая святых для посвященных. Когда появились первые залы для ВИП-персон, Барбара помнит, как задавалась вопросом, что за идиот придумал такое элитное разграничение. Зачем? Ради того только, чтобы продемонстрировать, какое огромное количество еще больших идиотов, импотентов и озабоченных людей умирает от нетерпения быть причисленными к элите.

Проезжая через Ист-Сайд, она замечает красную бархатную ленту, пересекающую красный ковер. Удивительно, что вокруг не толпятся жаждущие быть похожими на богатых и знаменитых, ожидающие своей очереди войти в Содом. Должно быть, это шикарный бар, бар для шикарных пьяниц. Он эксклюзивен только ценами и предназначен для лишенных возраста работников сцены, делающих карьеру на том, чтобы оставаться молодыми. Она нелегально паркует свой «мерседес» недалеко от входа, так чтобы швейцар понял, что она очень нетерпеливая персона, и открепил красную бархатную ленту прежде, чем она о нее споткнется. Завернутая в свою норку-страус, странная птица вступает на красный ковер с пьяной самоуверенностью, громоздясь на высоченных каблуках новых туфель. Она чувствует себя удивительно высокой. Выше, чем когда бы то ни было. Такой высокой, что может споткнуться о швейцара.