Призрак острова - Ким Уилкинз (2008)

— Хала, я бы виделся с тобой каждый день.

Как бы ты ни сдерживалась, ты не могла не улыбнуться.

— Ты мне льстишь.

— Я люблю тебя.

— Ты уверен в этом? — ты вырвала руку. — Это стоит неприятностей?

— Хала, я…

— Ты не привык рассказывать о своих чувствах. Больше не упоминай о них. Давай проведем день вместе, как будто весь мир для нас, а когда наступит ночь, мы снова сможем подумать обо всем. Я такая чувствительная девушка, Видар. Тебе нужно помнить об этом. — Ты легонько коснулась моей щеки. — Не говори мне снова о своей любви, пока не будешь очень, очень уверен. И я тоже.

Тот день был блаженным. Мы гуляли по лесу, катались верхом на Арваке, строили замки из песка, и ты снова и снова заставляла меня смеяться. Я пытался состязаться с тобой в шутках, но мой успех был невелик, и я пробовал и пробовал, пока ты не начинала загибаться от смеха. Твое лицо раскраснелось, горячие слезы потекли из глаз по щекам к уголкам твоих губ, и ты ждала, когда я прижмусь к ним поцелуем.

Казалось, твоя нежная кожа так и просит, чтобы мои губы крепко прижались к ней; твое тело излучало непреодолимую энергию, и мои руки сами тянулись к нему.

Держать тебя в своих объятиях, спать с тобой каждую ночь, просыпаться утром и чувствовать твою нежную кожу, ощущать шелковые волосы, разметавшиеся по моей подушке, только об этом я и мог теперь мечтать. Вся моя прежняя жизнь показалась мне бледной, пустой, бесполезной. Тогда я понял, что точно люблю тебя и должен все объяснить отцу. Для этого я должен был забрать тебя с собой в Асгард, сделать своей принцессой, построить маленький дом на берегу залива, подальше от своей семьи.

Когда солнце снова погрузилось в море, я обнял тебя и поклялся в том, что уверен в своей любви и буду любить тебя вечно.

— Это мудро, Видар? — спросила ты у меня. Твои глаза светились надеждой и доверием.

— Мне все равно, если в этом нет рассудка, — сказал я. — Я выполнял все, о чем когда-либо просил меня отец, а теперь он как-то учтет это. Он против твоего дяди, против его Бога, но не против тебя.

— Давай не будем торопиться, — сказала ты. — У нас есть время. Если мы будем проводить вместе каждый час каждого дня, возможно, нас начнет тошнить друг от друга и всему придет конец. — Ты засмеялась, когда сказала это, и от твоего смеха темный лес сделался светлее, а шум моря вселил в меня надежду на лучшее.

Мне часто хотелось знать, догадывался ли Ислейф и остальные, что ты делала последующие недели, ведь тебя целыми днями не бывало дома. Ты встречалась со мной по утрам, а иногда не возвращалась до захода солнца. Когда я спрашивал, ты отмахивалась от вопросов и говорила, что дяде все равно, сколько времени ты проводишь за молитвой по утрам. С деревьев опадали листья, становилось все холоднее, и я построил в лесу маленький шалаш для нас и навес для Арвака. Я не хотел возвращаться в Асгард, и чем дольше меня там не было, тем слабее становилась моя связь с Асирами. Я поведал тебе обо всех их грехах и о своих тоже. Я стыдился своего прошлого и был уверен, что ты отвергнешь меня или, еще хуже, станешь бояться, когда услышишь обо всем.

— Ты был воином, Видар, — сказала ты, отодвигая мои волосы с бровей, когда мы лежали у огня в темном, маленьком шалаше, — а теперь ты полюбил. Какая разница, кем ты был раньше; важно, кем ты стал.

Твои слова разбудили что-то во мне. Ты была права: я мог измениться. Я не ощущал зова крови. Я был волен выбирать. Если бы Один не разрешил мне взять тебя в Асгард, я бы просто остался в Мидгарде с тобой. Это решение было настолько ясным, что у меня перехватило дыхание.

А еще ты сказала:

— Подожди, Видар. Давай будем радоваться этим последним неделям и не говорить о будущем. Будь со мной здесь и сейчас.

Эти слова вызвали у меня подозрения.

— Ты не видишь нашего общего будущего, Хала? — спросил я. — Может, твоя любовь только временная?